поэтому побежали вдоль дороги, стали открывать люки и заглядывать вниз.
Они передвигались совсем медленно. Артур, повисший на руках Хи и Андреса, шагал очень неуверенно, то и дело пытался потерять сознание.
– Мне так больно, – повторял он. – Отпустите меня, пожалуйста.
– Держись, – подбадривал Андрес. – Скоро мы окунём тебя в холодный душ, будешь наслаждаться.
Позади них поочерёдно открывались люки, кто-то заглядывал вниз и затем кричал: «Чисто!» Преследователи приближались, и в очередной раз люк открылся прямо у них над головой. Вниз опустилась голова в серой фуражке, взглянула на них и прокричала: «Они здесь!» Хи и Андрес, левая рука которого распухла, потащили Артура в боковой проход, но не успели пройти и десяти шагов. Пули застучали по голому бетону, и одна из них с чавканьем угодила Артуру в затылок. Тело его обмякло.
– Артур, ну чего ж ты… – прошептал Андрес.
– Надо бежать! – крикнул Хи, и они рванули, оставив обгоревшее тело Артура позади.
Гибралтар. Толстый футболист
Впервые в жизни Дарвин пожалел, что не умеет бегать. Обе его сестры умчались далеко вперёд, и он видел лишь их спины. Даже мама на девятом десятке и пожилой уборщик с признаками умственного расстройства передвигались быстрее него. Он слышал тяжелые шаги по асфальту над головой: вооружённые люди носились по поверхности и искали его. Для него такое было в новинку, он боялся, и это ощущалось физически: непонятный холод наполнял его изнутри, делая его ещё более тяжёлым, чем он есть.
Вокруг было темно, освещение поступало лишь через дыры для дождевого слива на поверхности. Когда становилось особенно темно, Дарвин доставал свой «Самсунг Юниверс шестнадцать», отделанный рубинами и редким жёлтым кварцем, и освещал им дорогу. Он бежал по узкой тропе рядом со смердящей рекой из отходов. Воняло так, что он мог бы потерять сознание, позволь себе дышать чуть глубже. Телохранитель Ян, шестидесятилетний бывший военный, подгонял его сзади и всячески подбадривал.
– Дыши ровно, а не то через сто метров выплюнешь лёгкие, – говорил он и плевал на пол. Голос у него был скрипучий, прокуренный, будто кто-то водит медиатором вдоль струн.
Где-то вдалеке слышались выстрелы. Дарвин старался их не замечать. Его усыновили в четыре года, он ещё помнил свою старую семью наркоманов. Мама-наркоман и папа-наркоман любили друг друга больше всего на свете, а о нём постоянно забывали. Когда их лишили родительских прав и его взял к себе Эдуард, Дарвину казалось, что дни одиночества и голодания навсегда позади. Теперь он будет купаться в любви, как оладушек в сиропе. И вот он, в шортах выше колена и футболке, скрывающей талию, в лёгких тапках и с взъерошенными волосами, идёт по канализации прочь от людей, которые хотят его схватить.
Ряд бегущих растянулся на сотню метров, и, когда над головой начали открываться люки, они разделились на несколько групп. Все побежали
