корешкии что лучше бы прятать подальше свои грешки.
Но стоило только ему удалиться,
как снова стала музыка литься,
и зазвучали в душе слова,
и я выяснил, что душа жива,
что, недотепа и недотрога,
она поет не для него и даже, – дорогая моя, прости
меня, – не для тебя,
а для Господа Бога.
«Как страстно хочется покоя…»
Как страстно хочется покоя …в соседство Бога скрыться мне!
Иду, иду. Со мной никто.
Как страстно хочется покоя,
Освобожденья от всего!
Брести дорогою степною —
И никого! И никого…
Где нет мольбы – там нет страданья,
Где нет страданья – нет любви,
Ни жалость, ни воспоминанья, —
Ничто, ничто… Иди, живи,
Бреди дорогою степною,
Гляди на кудри облаков.
Труды, долги – да Бог с тобою!
Оставь их без обиняков.
Ты обретешь покой и ясность
Незамутненного чела.
Но только бытия напрасность
Тебе в чело бы не пришла!
Мертвые буквы
Живые слова поменял я
на мертвые буквы,
живые мечты поменял я
на мерные будни,
что тащутся, не поспешая
и неотвратимо,
и тихо летейские струи
уносят что было.
На месте свиданий, на месте
горящих страданий, на месте
всезрящих прозрений —
лишь мертвые буквы остались,
как мертвые губы,
читай, не читай их, целуй, не целуй —
не воскреснут.
Путь
Очень хотел бы с тобой
на Ярославском вокзале
сесть в электричку и ехать
в Пушкино, мимо Мытищ.
В Пушкине выйти и там
сразу налево податься —
к старенькой школе моей,
в зелени возле путей.
Далее прямо пойти,
к мостику чрез Серебрянку,
в гору, вдоль бывших плантаций
эфирных и масличных роз[1].
Бабушкин домик стоял
когда-то, в цветах и деревьях,
там средь полей, но теперь
нет от него и следа.
В Новой деревне шоссе
мы перейдем возле церкви,
ныне прославленной: в ней
был настоятелем Мень.
А для меня этот храм
тем еще близок и дорог,
что на погосте при нем
бабушки Оли моей
прах упокоился. Мы же
дальше пойдем, помолясь.
Словно колонны собора,
сосны столетнего бора,
встретятся нам, и войдем
мы под смолистую сень…
«Кладбище! Нет печальней темы!..»
Кладбище! Нет печальней темы!
Повсюду видятся кресты —
Предупреждения персты
О том, чего боимся все мы.
Не нахожу я
здесь отрады,
Хотя
На окраине подмосковного Пушкина, за речкой Серебрянкой, недалеко от Акуловой горы, воспетой В. Маяковским, находился Всесоюзный научно-исследовательский институт эфирно-масличных культур (ВНИИЭМК) с плантациями роз и всяких других пахучих растений и домиками сотрудников. В одном из домиков жила много лет тетя моя по отцу Матрена Андреевна Тригубенко (урожд. Данилевская), покойный муж которой когда-то работал в этом институте. С нею жила ее мама, моя бабушка, Ольга Марковна Данилевская (урожд. Петренко), которая там и скончалась и похоронена на кладбище Новой деревни.
