кивал, не лез в бутылку, как бывало с иными собеседниками. В общем-то, вечер удался. Он избежал вселенской пьянки с закадычными коллегами, мило пообщался с «академиком в чепце».
Проводив её до подъезда, Булат прибавил шагу, задышал полной грудью, будто вагон угля разгрузил. Пахло вечерними туманами, палой листвой и новыми стихами.
Месяц лекций показался Булату вечностью. Во-первых, надо было ни свет ни заря вставать, во-вторых, не получилось у него контакта со студентами – то ли слишком в дебри забредал со своими амфибрахиями и анапестами, то ли просто скучно вещал, то и дело впадая в ступор от корявой речи будущих филологов… Одна отрада – Машенька. (Да, с некоторых пор Мария превратилась в Машеньку.) Она понимала его, выслушивала, по делу вставляла слово. Общение своё они продолжали и вне стен университета, благо что рядом уютный сквер, недорогие кафешки…
Раз за чашкой кофе в пиццерии он спросил:
– Раньше я тебя в очках видел, а теперь… Поправилось зрение?
Она смутилась, заморгала:
– Нет, не поправилось. Просто, мне кажется, в очках… – не то. Меня и в школе четырёхмоторной дразнили.
– Удивительно! А мне всю жизнь девочки-очкарики нравились.
На другой день он застал её на кафедре в одиночестве. Она сидела над своими бумагами, поправляя на курносом носике лёгкие, в тонкой оправе очки. Он подсел к ней и попросился на её лекцию. Она в стеснении опустила глаза, подняла:
– Хорошо… Я ведь у тебя была.
Потом он заметил, что это движение её глаз за стёклами очков стало повторяться. То поднимет на него свои орешки, то опустит, то опять поднимет и так пристально посмотрит – аж не по себе поэту становилось.
На лекции она была совсем другой. Одно слово: Пушкин. Её любимая тема. К тому же – «Евгений Онегин». Разбирали письмо Татьяны. Вдохновенная, она ходила меж рядов, излагая свою мысль, жестикулируя, цитируя:
Ты чуть вошёл, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он…
Она взглянула на Булата, на секунду замерла, коснулась дужки очков и, поспешно переведя взор на аудиторию, продолжила движение. Что это? – забыла текст, перебила себя неожиданной мыслью? Нет, тут всё ясно было и очевидно…
Позднее её блуждающий взгляд при замирании на нём стал превращаться в умоляющий. Такого нескрываемого чувства к себе, такого преданного взгляда Булат никогда в своей жизни не испытывал.
Однажды вечером, когда на кафедре никого не осталось, и эти красноречивые взгляды повторились, он приподнял её со стула и притянул к себе. Это был их первый поцелуй.
Они стали встречаться в его однокомнатной квартире, увешанной живописными картинами друзей-художников, забитой книгами, журналами, заваленной блокнотами, рукописями, покоившимися всюду – на столах, полках, широкой спинке дивана, вокруг ноутбука и даже на полу.
При первой встрече у него дома она с нескрываем любопытством огляделась, взяла с полки том
