голос – лучшая награда доброму делателю.
Где воспитался И.Ф. Баранов, умевши соединить европейские мысли с такой чистой христианской основой? В какой-нибудь академии, в высшем училище? Нет, мне говорили, что Александров был его колыбелью и местом воспитания.
Я старался разведать: не сохранилось ли в народе каких-нибудь преданий об Иоанне Грозном о его пребывании здесь, об Александровской слободе, которая, по сказанию одного древнего житейника, хотя по слову и означала то же, что свобода, а была «горше египетской работы». Один почтенный старожил, Семен Антипиевич, сказывал мне, что он ничего не слыхал от своих предков. Мои сослуживцы по учебному ведомству также не могли мне сообщить ничего. Народ помнит конный завод Елизаветы Петровны, охотный луг, где охотилась сама императрица, эта прекрасная всадница, как воспел ее Ломоносов; но все, касающееся до Иоанна, покрыто, по-видимому, забвением. На месте его чертогов и келий стоят памятники благочестия. Одни мрачные каменные подземелья гадательно напоминают об нем. В народе не ходит ни сказки, ни песни, ни предания о грозном царе в том месте, которое было свидетелем его жестокостей и причуд. Вот еще добрая черта нашего на рода! Он не злопамятен, история злопамятнее его, как сказал Карамзин. Что, думает он, помнить дурное о царях и сочинять на это сказки? Лучше забыть, да помолиться на том месте, где совершено какое зло. Известно, что даже сыноубийство Иоанново в одной народной песне, касающейся этого события, исправлено – и казнь, повеленная царем палачу Скуратову, не исполняется усердием доброго боярина. На местах крови и зла мы издревле любили ставить не обелиски и не пирамиды египетские, но храмы и кресты. На Западе в подобном случае стояла бы какая-нибудь башня с привидениями и рассказывалась бы страшная легенда о Грозном, в вечное отмщение его памяти, и путешественник-собиратель обрадовался бы такому рассказу и передал бы его читателям, прикрасив его с своей стороны какими-нибудь цветами. Что касается до меня, то я рад был за наш народ, что не нашел в нем никакой памяти о злодействах Иоанновых. Не знаю, впрочем, может статься, другой путешественник будет несчастнее меня в отношении к мнению моему о нашем народе и счастливее в отношении к романической занимательности своего рассказа об Александрове.
Переславль-Залесский
Неразговорчив был извозчик, который вез нас из Александрова в Переславль до станции. Он не езжалый человек, не покидал своего Холопова, или, как он произносил, «Фолопова», меняя букву «х» на «ф» и тем доказывая, что он верен своему местному произношению. Вообще заметил я, что мужики мало ездившие, а более сидевшие в деревнях своих, неразговорчивы, необразованны. Оно и естественно. Общение с людьми прежде всего образует человека. Красивый, высокий мужчина сменил его на станции. Крестьяне в Петров день разговелись: кто молочком, а кто побогаче – говядинкой.
Плохих лошадей, измученных работой, мы должны были сменить в другом селе.
