одно-единственное слово: «Ведьма».
Что бы ни говорили про Рону – а про нее много всякого говорили, – никто и никогда не мог уличить ее в недостатке чувства юмора.
Всю ту первую длинную зиму и львиную долю следующего лета восемь поселенцев держались от Роны Блэкберн подальше. Они не предлагали ей ни помощи, ни дружбы, ни войны – вообще ничего.
Рона огородила участок забором и построила небольшой сарай. Она купила несколько коз и кур у семьи отшельников, жившей на другой стороне острова и не обнаруженной остальными поселенцами. Она нашла в лесах пчелиный улей и перенесла поближе к дому. Когда наконец пришла весна и пчелы проснулись, Рона собрала большой урожай отборного меда. Она высадила огромный сад, и в глазах пестрело от ее подсолнухов, цинний, георгинов, лаванды, розмарина, иссопа, чабреца и шалфея. В жаркие летние месяцы у нее росли морковь, огурцы, бобы и помидоры, размером и формой напоминающие небольшие валуны.
Все это время первая восьмерка не вмешивалась.
А потом…
Восемь мужчин рубили деревья, чтобы украсить церковь шпилем. Форсайт Стоун настаивал, что шпиль должен быть высоким – его должно быть видно из любой части острова, чтобы священная стрела указывала и набожным, и безбожникам путь к спасению и вечному блаженству.
Кожаный ремень, которым они связали деревья, чтобы поднять их на холм, перетерся и лопнул, и вниз по склону хлынула лавина бревен, погребя под собой Себастьяна Фарса.
Никто не помнил, кто предложил отнести доктора к Роне. Возможно, это был сам Себастьян, хотя к тому времени, как они подошли к дверям ее дома, он уже почти перестал издавать хоть какие-то звуки.
Рона должна была понимать, что спасение одного из мужчин может привести ее как к принятию, так и к отторжению. Столетиями женщин рода Блэкберн подвергали гонениям по одному подозрению в деяниях менее жестоких, чем лишение кого-то жизни. И тем не менее Рона посторонилась и позволила мужчинам внести раненого врача в ультрамариновую дверь. Когда пострадавшего уложили, она велела всем идти по домам.
Женщины рода Блэкберн никогда не любили публику.
Мужчины, чья одежда все еще была липкой от крови Себастьяна, развернулись и направились к своим хижинам. Одни хранили гробовое молчание, другие болтали, широко распахнув глаза: ужас перед пережитым заставлял их снова и снова пересказывать, как все случилось.
Наутро Себастьян Фарс очнулся и обнаружил, что его раны волшебным образом затянулись, а кровь течет, как полагается, по венам, а не на пол.
Следующие два дня Рона долечивала доктора, а он читал ее драгоценные тома греческих мифов, позволяя двум ее псам лежать у своих ног. По вечерам они раскуривали трубку розового дерева под усыпанным звездами небом и обсуждали общее призвание. Он рассказывал о кожаных жгутах и настойке опиума, Рона – о том, как латать раны магией и как действуют бессчетные лекарственные травы. Ночью они скрепляли
