начать разговор, но вот мы все еще сидим в глупом молчании.
Были ночи, когда мы оставались единственными живыми душами в вагоне, а возможно, и во всем поезде, и даже тогда мне было неловко тебя беспокоить. Она читает, думал я, она не хочет со мной разговаривать. И все равно были моменты, когда я чувствовал связь между нами. Кто-нибудь кричал что-то безумное об Иисусе, и мы немедленно бросали взгляды друг на друга, чтобы увидеть реакцию. Пара подростков покидала поезд, держась за руки, и мы оба думали: первая любовь.
Шестьдесят лет мы сидели в вагоне, едва притворяясь, что не замечаем друг друга. Я узнал тебя так хорошо, пусть и видел всегда лишь краешком глаза. Я запомнил изгибы твоего тела, очертания твоего лица, ритм твоего дыхания. Однажды я увидел, как ты заплакала, взглянув на газету сидящего рядом пассажира. Мне было интересно, заплакала ли ты из-за чего-то конкретного или из-за общего хода времени, такого незаметного, пока его внезапно не заметишь. Я хотел успокоить тебя, заключить в объятия, заверить, что все будет хорошо, но это казалось слишком фамильярным; я сидел, словно приклеенный к своему сиденью.
Однажды, в середине дня, ты встала, когда поезд подъезжал к Авеню Джей. Тебе с трудом далась эта простая задача – встать, ведь ты не делала этого уже шестьдесят лет. Держась за поручень, ты подошла к дверям. Там ты немного поколебалась, возможно, ожидая, что я что-то скажу, давая мне один последний шанс остановить тебя, но вместо того, чтобы излить на тебя целую жизнь, прожитую среди этих несостоявшихся почти-что-разговоров, я не сказал ничего и только наблюдал, как ты проскользнула между закрывающимися дверьми.
Прошло еще несколько станций, прежде чем я понял, что тебя действительно больше нет. Я продолжал ждать, что ты вернешься в вагон метро, сядешь рядом со мной и положишь голову мне на плечо. Ничего не будет сказано. Ничего не нужно будет говорить.
Когда поезд вернулся на «Авеню Джей», я вытянул шею, как только поезд подъехал к станции. Возможно, ты была там, на платформе, все еще ждала меня. Возможно, я увижу тебя, светящуюся от счастья и улыбающуюся, твои длинные белые волосы будут развеваться на ветру от надвигающегося поезда.
Но нет, тебя не было. И я понял, что, скорее всего, больше никогда тебя не увижу. И я подумал: как удивительно, что можно знать человека шестьдесят лет и все же совсем его не знать.
Я просидел до «Юнион-сквер», там вышел и пересел на ветку L.
Гид по достопримечательностям Нью-Йорка
В восточной части Пятой авеню, между 50-й и 51-й улицами, возвышается величественный собор Святого Патрика, историческая ценность которого объясняется тем, что именно здесь вы с Эриком сидели на ступенях и ели замороженный йогурт.
Случись вам наткнуться на эту неоготическую-все-еще-действующую-Римско-католическую церковь, вы мысленно сразу же перенесетесь в те древние дни, то есть на несколько лет назад, когда вы наконец-то снова начали ладить, впервые, казалось, за целую вечность. Эта
