подумал Шломо.
– А в случае, если узнаю, кому сообщить?
Федор не задумываясь рассказал старому еврею, из какого они хутора и как звать-величать его и старшего брата.
Обратная дорога была быстрой. Возвращались братья налегке – ни с чем.
Тем временем старый еврей, закрыв свою лавку, поспешил к уряднику. Дело назревало важное. Сын его, Вольф, выучился на дантиста, да вот незадача – урядник обмолвился, что ждет Вольфа призыв в армию. Попал сынок старого Шломо в ежегодную десятку рекрутеров с тысячи. Нужны были военфельдшеры в русской армии, вот уже несколько месяцев безуспешно воевавшей с японцами на Дальнем Востоке. Решил Шломо подговорить урядника и заменить своего сына Вольфа, худосочного еврея-рекрута, на могучего русского мужика, а то и на цыгана какого. На днях видал он в таборе несколько молодых и сильных цыган.
Вечерняя заря Параскева земляникой да малиной окрасила закат. Неугомонный холостяк ветер нагонял тяжелые грозовые тучи. Вернулись цыганки в табор с дневной добычей с базара. Развели цыгане костер, каждый в общий котел свою лепту привнес. Доволен барон, идут дела. Запела цыганка протяжную песню о вольной воле да цыганской доле. Подхватили песню остальные. Заиграла скрипка… Слушал барон эту песню и чувствовал в своем сердце глубокую боль и тоску по покойной красавице жене, подарившей ему единственного сына Шандора. «Красив и ловок Шандор! Пришла пора выбирать ему жену. – Все знает баро о своих цыганах. Каждый у него как на ладони. Знает он, что не спускает глаз его сын с молодой цыганки Лалы – дочери Азы и Петши. – Да, молода она еще, но как славно поет, – думал барон, – как смело и гордо держится эта молодая цыганка!»
Затихли песни, разошлись по своим шатрам ромалэ. Табор погрузился в глубокий сон. Изредка то тут, то там раздавался здоровый мужской храп. Шандор не мог заснуть. Сидя на берегу реки, он думал, как глубоко в его сердце запала эта гордая молодая красавица Лала. Вот и сейчас, глядя на воду, видел он, как она танцует, как развеваются в танце ее кудрявые волосы.
– Лала… – прошептал Шандор.
Позади вдруг послышался шорох. Оглянувшись, он увидел большое пятно, надвигавшееся на него из темноты.
– Это ты, Какарачи!
Через высокую траву и кусты к нему шел его новый друг. Конь, подойдя к Шандору, ткнулся носом в его плечо и пошамкал губами над ухом.
– Сухарик хочешь, да? Ах ты умница!
Конь осторожно принял угощение и, похрустев сухарем, несколько раз покачал головой.
Время шло своим чередом. За летом пришла ранняя осень с запахом поспевших яблок, меда, хлеба нового урожая и терпким ароматом увядающей полыни. Все прохладнее и длиннее становились ночи. Бабье лето было в самом разгаре. Молодой конь Какарачи привык к своему новому хозяину. Такой искренней и преданной любви он за свою жизнь ни от кого не чувствовал.
Дни напролет Какарачи проводил со своим человеком. Он полюбил его запах и ласки. Сливаясь в единое целое, они вольно скакали
