секунду почудилось, будто говорят обо мне.
– Не говори, – вздохнула её напарница за соседней кассой. – Вся на нервах, взрывается по любому пустяку… Убиться легче!
Я подумала, что ослышалась. «Годзилла Сасамото»?!
Вот оно как. Значит, сестра у меня – кроманьонка, а мама – рептилия. Что ж, одна кровь, куда деваться. Яблоко от яблони… Но на рабочем месте мама и правда держалась стрёмно.
Забыв про капли, я выбежала из аптеки. Но, обернувшись, ещё успела заметить, как мама возвращается в зал – в таком напряжении, будто её вот-вот разорвёт на куски.
Урок закончился, и я собралась уходить, но Игасаки-сэнсэй попросил меня задержаться.
Такого не случалось уже давненько. С начала моего шестого класса он больше ни разу не просил остаться с ним наедине, и в душе я уже упрекала себя за излишнюю подозрительность.
– Хорошо, – согласилась я. И прошла за ним в пустую аудиторию.
– Как по-твоему, что это? – спросил он и выложил передо мною на стол какой-то предмет. Что именно – я сообразила не сразу. Но это была гигиеническая прокладка. С пятнами крови. И эти розовые крылышки по краям были мне хорошо знакомы.
– Ровно час назад, Нацуки, ты выкинула это в туалете.
Я лишилась дара речи.
Да, у меня начались месячные. На перемене я пошла в женский туалет и выбросила в треугольный мусорный бак использованную прокладку. Но… каким образом Игасаки-сэнсэй вычислил, что она моя?!
– Пойми, Нацуки. Моя работа – учить детей твоего возраста. Много чему учить. И этому тоже. Такие вещи ты выкидываешь неправильно. Видишь, несколько капелек проступило? Заворачивать нужно так, чтобы всё было идеально… Показываю, смотри!
Из коробки на столе он вытянул бумажную салфетку, ловко завернул в неё мою прокладку и помахал белоснежным свёртком у меня перед носом.
– Ну вот! Чистота и порядок, верно? И людей, которые за тобой убирают, не будет тошнить. Согласна?
– Да…
– Тогда попробуй сама.
– Что?
Он глядел на меня с мягкой улыбкой. Как и всегда.
– Смени прокладку так, как ты поняла. А учитель проверит.
– Сей… час?!
– Да! У тебя же есть с собой свежие, верно? Вот и меняй, прямо здесь и сейчас.
– …
Я застыла. Из горла не вылетало ни словечка, хоть разорвись.
Он решил подбодрить меня:
– Что я всегда говорю на уроках? «Научились? Пробуем!» Вот и сейчас то же самое! Что тут странного?
– Н‐ничего.
– Тогда поторопись, пока не набежали первоклашки. У них тут скоро занятие!
Вздрогнув, я ватной рукой достала из портфеля косметичку. Подкатала край юбки. Стараясь, чтобы он ничего не увидел, приспустила трусы. Бежевые, для критических дней.
Трясущимися пальцами я извлекла из-под юбки прокладку. Завернула в салфетку
