то ты не знаешь.
Я хочу, чтобы ты это сказала. Мне будет приятно.
Иди в жопу.
Да ладно тебе. Скажи.
У окна машины возникает мама. Она машет рукой, привлекая мое внимание. Я не двигаюсь с места. Она показывает на часы – это значит, что уже поздно и она хочет, чтобы я вернулась в дом. Я продолжаю лежать. Закрываю глаза, мечтая, чтобы она отошла от машины. Я пока не готова.
Надрывный юноша возвращается – выходит, прошло полтора часа, – и я зажмуриваюсь крепче и слушаю. Его гитара становится настойчивее, а голос дрожит. У него разбито сердце.
Меня будит стук в окно. Ночью я снова выбралась из дома и спала в машине.
– У меня для тебя сюрприз, – сияя, говорит папа; через стекло его голос звучит приглушенно. – Тут, во дворе.
– Какой? – Я так устала, что с трудом ворочаю языком.
– Иди посмотри, – нараспев говорит он.
Я снимаю блокировку и выхожу на солнечную улицу. Во рту стоит неприятный привкус.
Папа закрывает мне глаза ладонью и помогает обойти машину. Сквозь тонкие подошвы тапочек чувствуется гравий подъездной дорожки, каменные плиты, которыми выложена дорожка вдоль дома, и, наконец, трава. Мы стоим на заднем дворе. Сам дом ничем не отличается от других. Как и большинство домов в Лос-Серросе, он большой, новый и непримечательный, но мне нравится наш двор. Узкая тропинка огибает овощные грядки и цветочные клумбы, на которых родители могут часами возиться по выходным. Больше всего мне нравится, что, если встать на тропинке спиной к дому, не видно даже забора. Двор огромный, с неровным рельефом, а в дальнем его конце растут старые дубы.
Папа убирает руку с моих глаз и указывает на огромную кучу древесины на кирпичной террасе, отделяющей дом от огорода, – толстые доски не меньше десяти футов в длину. Он стоит перед этой кучей и только что не лопается от гордости, как будто купил мне дом на Фиджи и частный самолет, чтобы туда долететь.
– Это доски, – говорю я растерянно.
– Они уже отшлифованы. И еще я купил тебе шикарную пилу. Обещали доставить в понедельник.
– И что мне с ними делать?
Он пожимает плечами.
– Не знаю, – говорит он. – Это ведь ты у нас плотник.
Мои родители вбили себе в голову, что у меня талант, потому что когда-то давно я ездила в ремесленный летний лагерь и сделала там маленькую деревянную стремянку, которая вышла довольно неплохо.
– Это было миллион лет назад, – напоминаю я папе. – Мне было двенадцать.
– Главное – начать, а руки сами вспомнят, как это делается.
– Тут очень много досок.
– Привезу еще, если будет нужно. Никаких ограничений.
Я могу только кивать: вверх-вниз, вверх-вниз. Конечно, я понимаю, что происходит. Я слышала, как родители говорят обо мне, и знаю, как они беспокоятся. Вероятно, затея с досками задумывалась как альтернатива психотерапии. Папа считает, что это отличный подарок, который отвлечет меня от мыслей о никчемности жизни.
Он
