я изумленно. – Я не знаю, что за средства вы имеете в виду.
– Ее зрачки были расширены с самого начала, как она появилась в доме. Ни разу не менялись, – объяснила миссис Стэнард. Я гадала, откуда ей может быть известно, менялись ли мои зрачки или нет, но я промолчала.
– Думаю, она принимала белладонну, – сказал доктор, и впервые в жизни я порадовалась, что немного близорука, чем, несомненно, объяснялись расширенные зрачки. Я решила, что могу говорить правду, если это не вредит делу, так что я сказала ему, что я близорука, что я ничуть не больна, никогда не хворала, и что никто не имеет права меня удерживать, когда я хочу найти свои чемоданы, и что я хочу вернуться домой. Он записал множество наблюдений в длинной узкой книжечке, а затем сказал, что собирается отвезти меня домой. Судья велел ему забрать меня, обращаться со мной хорошо и сказать людям в больнице, чтобы они обращались со мной хорошо и сделали для меня все возможное. Будь у нас больше таких людей, как судья Даффи, жизнь несчастных, обделенных судьбой, не была бы так беспросветна.
Я начинала все больше верить в свои способности, поскольку уже судья, врач и множество людей объявили меня душевнобольной, и с радостью опустила вуаль, услышав, что сейчас меня отведут в карету и я смогу отправиться домой. «Я так рада ехать с вами!» – сказала я, не кривя душой. Я в самом деле была очень рада. И снова в сопровождении полицейского Бокерта я миновала маленький зал заседаний, заполненный людьми. Весьма гордая собой, я через боковую дверь вышла в проулок, где ждала карета скорой помощи. У запертых зарешеченных ворот в небольшой конторе были несколько человек и толстые книги. Мы все вошли туда, и когда мне начали задавать вопросы, доктор вмешался, сказав, что все бумаги у него и что бессмысленно расспрашивать меня далее, поскольку я не способна отвечать на вопросы. Я испытала большое облегчение – мои нервы и без того были напряжены до предела. Человек грубого вида хотел было усадить меня в карету, но я отказалась от его помощи так решительно, что врач и полицейский велели ему перестать и исполнили эту галантную обязанность сами. Я села в карету не без протеста. Я заметила, что никогда не видела кареты подобной конструкции и не хочу в ней ехать, но в конце концов позволила им уговорить себя, как и намеревалась с самого начала.
Никогда не забуду той поездки. Когда я уселась на скамью, застеленную желтым одеялом, доктор вошел вслед за мной и сел у двери. Широкие ворота распахнулись, и толпа зевак, столпившихся за ними, подалась назад, чтобы дать дорогу карете скорой помощи. Как они старались хоть одним глазком взглянуть на сумасшедшую (как они думали) девушку! Врач заметил, что мне не нравится, когда на меня глазеют, и предусмотрительно опустил шторки, осведомившись, хочу ли я этого. Но и это не помогло избавиться от любопытных. Дети бежали за нами, выкрикивая самые разнообразные жаргонные выражения и пытаясь подглядеть за шторки. Поездка была довольно занимательной, но, должна признать, убийственно ухабистой. Я держалась, хотя держаться там было особенно не за что, а кучер погонял так, будто боялся погони.
Глава
