Она уже отпихнула собой, требовательно, бесцеремонно, соседнюю притихшую кровать, стараясь пришвартоваться к бортикам его постели. Голубой костюм ударил по ним. Бортики, ойкнув, подчинились, сложились. Старик дрожал: сейчас будет больно. Его кровать дернулась, подалась вперед, резкий выпад ее заставил хрипеть, все тело вместе с кроватью шухнуло санитарке к ногам.
– Лежать! – скомандовала она, и, сняв с головы голубую шапочку, обтерла потное лицо.
Старик рассмотрел его: красное, с бычьим взглядом. Как неловко сейчас лежать перед такими глазами в подгузнике да еще с катетером!
Санитарка ухмыльнулась, уставилась на подоконник, на котором старенький мобильный телефон сосал через тонкий провод электрическую энергию.
– Ну ты, дед, даешь! – раздался глубокий грудной хохот.
Раньше старик любил такой. А сейчас стало страшно.
– Нет, ну вы полюбуйтесь, умирать собрался, а все как ребенок!
Санитарка рванула провод, телефон вскрикнул, полетел между кроватью и подоконником, громко стукнулся о батарею. Его детали, как фрагменты человека, напоровшегося на мину, ударной волной разбросались по полу.
– Убили! – закричал старик. – Убили!
– Чего ты там мычишь, дед? Не мычи, все равно говорить не можешь! – рассердилась санитарка. – Ты пойми, старый пень, это не положено! Подоконники должны быть свободны от вещей. Дошло?
Тонкий черный провод зарядного устройства обреченно раскачивался, зацепившись за прикроватную тумбочку. Старик плакал. Это была последняя нить, на которой больше никогда не возникнет, не появится умный тихий аппарат, связавший его с миром живых, с его Танечкой, с родным домом.
– Погоди дед, вон того проверю! – санитарка шагнула к кровати напротив. – Опять обделался?! Ух, как же вы мне все надоели, и сами не живете и другим не даете!
Старик видел, как безнадежно дрожала простынь, шаталась в испуге кровать.
– Чего мнешь-то все под себя? – ругалась санитарка. – Опять шерсть свою раскидал, ох, хоть бы они у тебя все повылезали, бородой он трясет!
– Зина, перестань! – в палату бесшумно, почти на цыпочках, вошла молоденькая медсестра.
Старик выдохнул. Вот она, его избавительница, хоть кто-то заступится! Девушка была хрупкой, тоненькой, темноволосой. Как его Танечка. Милое существо, не способное на злость. Еще не зная эту девушку, старик уже полюбил ее.
– Не надо, Зинуль, нервы побереги! Нам еще в ночь с тобой, а ты себя уже извела!
Разочарованно старик отвернулся. Пусть делают, что хотят!
– Зинуль, – грузим деда, давай ты – в ногах, я – в голове!
Цепкие руки ухватились за края простыни, рванули вверх, потом в бок. Старик почувствовал, как сердце едва не оторвалось от сосудов,
