тупой и неприятный тип. Коля постоял секунды три, скосившись глазами на убитых охранников, потом на Афонина и Митю, поднес к уху рацию и нажал на кнопку. Раздался свист и щелчки. «Егоров, слышишь меня? Егоров, мать твою! Скорую вызывай. И ментов. У меня два трупа, один тяжело раненный. Доложи начальству. Дуй ко мне.» «Твою-то мать! – донесся из рации искаженный, неестественный голос. – Понял. Прием.»
Коля выключил рацию и осторожно, переваливаясь с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам одними глазами, подошел к Афонину. Настороженно, словно не узнавая, посмотрел на Митю, потом на Афонина: «Чё тут у вас…» «Охранники мои, – выдавил из себя Афонин, перебивая Колю. Митя видел, каких титанических усилий стоило Афонину произносить что-либо, а уж тем более говорить длинными предложениями, но Афонин все равно говорил, тяжело и часто дыша и морщась от боли, – обнести меня хотели, бабло не поделили, перестреляли друг друга, ну и меня, суки!» Коля посмотрел на Митю. Афонин перехватил его взгляд. «Паренек не при делах. Я к ним картину покупать приходил. Он на звук выбежал, ничего не видел.» Афонин сделал несколько коротких, частых вдохов и выдохов. «Там, вроде, еще один. На лестнице. Поди, глянь!» Коля машинально посмотрел вниз по коридору в сторону двери, ведущей на лестницу, затем выпрямился, сунул рацию в нагрудный карман, вскинул правую руку с пистолетом, правда не до конца, а чуть согнув ее в локте, левой подхватил правую за запястье и, повернувшись боком, широкими шагами пошел вперед. Через несколько мгновений, открыв ногой дверь на лестницу, он скрылся из вида.
«Дмитрий!» Митя, следивший глазами за охранником, встрепенулся и посмотрел на звук голоса Афонина. «Слушай и запоминай. Для ментов легенду ты слышал: ты не при делах, вышел, когда все кончилось, ничего не видел, я к вам приходил картину покупать, этого твоего, как его, Дюре… ра. Пойдет?» Митя поспешно закивал. «Папку береги. За ней охотятся. Кто, не знаю. Думал Ведяева на дыбу подвесить, чтоб узнать, а тот, Бельмондо, опередил. Он ведь папку никогда живьем не видел, а тут, вот она, ему башку и снесло, испугался, что заныкаю глубоко, вот и решил буром переть, напролом. Бажбан, фраер гунявый.» Афонин замолчал, переводя дух, но тут же, стиснув зубы, продолжил: «Если откачают в больничке, дальше вместе будем работать, как с отцом твоим. А если сдохну, – Афонин скривил рот, силясь ухмыльнутся, – значит не судьба.» Афонин чуть приподнял правую руку и сделал пальцами подзывающий жест. Митя, еле дыша от волнения, наклонился к Афонину. Тот снова подозвал его рукой. Митя нагнулся почти к самому его лицу. Афонин тяжело, горячо задышал ему в щеку: «Тебе все достанется. Владей. За себя не бойся, свидетелей я убрал, как видишь, так что про тебя никто не узнает. Эх, как жалко, что сам не попользовался. Нет на земле правды. А то, что к тебе перейдет, видать, – по справедливости. Это же великая сила. И власть. Власть над миром…» Афонин замолчал. В этот момент у Мити за спиной скрипнула протяжно дверь
