Буду за всеми приглядывать, все для тебя вынюхивать…
Надя ползала на коленях за мужем, который отворачивался от нее, брезгливо морщась.
– Замолчи! Даже сейчас ты несешь околесицу и унижаешь меня, – наконец выпалил он.
И тут Надя замерла. Она почувствовала такую боль от несправедливости происходящего, такую тяжесть от навалившегося груза бессмысленных, отданных этому безжалостному слабаку лет, что, с трудом поднявшись, еле слышно произнесла:
– Ты пожалеешь обо всем. Пожалеешь о том, что не хранил и не ценил. Но будет поздно.
Бессонов расхохотался.
– Это маменька научила тебя действовать угрозами?! В ее репертуаре.
– Не смей поминать в таком тоне мою мать! – выкрикнула Надя сквозь рыдания. – Ты ее мизинца не стоишь…
– Ну, вот и момент истины. Вот и отлично! – потирая руки, со злобным удовлетворением крикнул Егор.
Он бросился в коридор, стал натягивать куртку.
– Егорушка, куда ты, как ты… – Надя, будто опомнившись, устремилась за мужем.
– Не беспокойся. Слава богу, у меня есть бабушкина квартира. Я, как уважающий себя мужчина, не буду делить имущество. Двадцать пять процентов зарплаты, как и положено по закону, буду давать на Машу.
– Господи помилуй, мне все это кажется страшным сном… Какие проценты, какая квартира?
– Нет, дорогая. Это не сон. Пробуждение! – Егор рванул с полочки кепку. Вместе с ней на пол посыпались шарфы, перчатки, платки.
Надя бросилась подбирать вещи, лепеча:
– А рубашки? Кто будет стирать как надо? И твой желудок…
– Трогательная забота, – скривился Бессонов. – Спасибо, конечно, но протертые супчики умеете готовить не только вы с маменькой.
Надя привалилась к стене.
– Ах, вот к чему весь этот пафос! У тебя кто-то есть…
От невероятной догадки у Нади вмиг высохли слезы.
– Снова пощечина, – огрызнулся Егор. – Нет, милая женушка, ты знаешь, что я не таков. Но… но крест на себе ставить в сорок лет не буду. Я тоже заслужил счастье, в конце концов. И не вздумай бежать за мной! – Он с досадой посмотрел на жену.
Такого взгляда могла бы удостоиться дворовая кошка, перебежавшая ему дорогу. Подхватив чемодан и сумку, Егор переступил порог. Хлопнула дверь. Стоя в коридоре, Надя слышала, как со скрежетом раскрылись и закрылись двери лифта.
«Вот, кажется, и все. Теперь – все. ВСЕ…» – снова завел механический тягучий голос в Надиной голове.
Пройдя на кухню, Надежда осела на табурет, в оцепенении уставилась в темное окно. Затяжной дождь выстукивал нестройный ритм по стеклу.
А потом начались месяцы борьбы за разваливающуюся семью. Надя не могла и не хотела верить, что ее налаженная, пусть не очень радостная, но более-менее спокойная и предсказуемая жизнь рухнула. Сталкиваясь с малейшей проблемой – выбитые пробки, потекший унитаз, капризы Маши, она вспоминала
