и нетерпеливые прикосновения мужчины, оказавшегося неожиданно… тяжелым, властным и чужим. Она вдруг опомнилась, уперла руки в его плечи, пытаясь вдохнуть полной грудью, высвободиться из жарких тисков.
– Нет, подожди…
Егор отстранился, посмотрел с недоумением, испугом.
– Что-то не так? Неприятно?
– Нет-нет. Хорошо. Я… не умею. Не знаю, как лучше… – Надя вспыхнула, заметалась, нащупывая спасительный плед.
Егор перехватил ее руку, отбросил плед. Теперь в его глазах была только нежность. И забота.
– Не бойся. Я никогда не сделаю тебе больно. Никогда в жизни.
И Надя доверилась ему. Месяц спустя Егор переехал к ней.
– Это не слишком-то прилично и не с лучшей стороны характеризует твою новоиспеченную избранницу и ее мать, – увещевала сына строгая матушка.
– У-ти-ти, какие мы старорежимные, – парировала Надина мама, которую дочь посвящала во все перипетии отношений с бессоновской семьей. – Лучше по углам прятаться? Пусть Егор вникает в хозяйство, приобщается к ответственности. Зять он, видно, будет неплохой, – выносила свой вердикт будущая теща.
– Да почему ты решила, что мы поженимся? – не верила своему счастью Надежда.
– Ничего не решила. Вижу – и все. Это любовь, Надин. Любовь! – вздыхала мама с грустной улыбкой.
Дойдя до метро, Надя вдруг с ужасом подумала, как войдет в свою пустую огромную квартиру, которую так благородно пожаловал Егор бывшей жене перед разводом. Сам он решил наслаждаться покоем и одиночеством в подмосковной двушке, доставшейся ему по наследству от бабушки.
«Машка приедет только завтра… Нет, домой ехать не могу! Ну, значит, к маме. Она, конечно, ждет».
Надя спустилась в подземку. На «Киевской», как всегда, царило столпотворение. На Филевскую ветку приходилось пробиваться ледоколом. Перед людским водоворотом у эскалатора Надя оказалась внутри кучки цыганок. Тощенькая молодуха с ребенком на руках, грузная усатая тетка с тяжелым взглядом, две безвозрастные смуглянки в блестящих платках. Надя прижала сумку к груди и опустила глаза. Только не отвечать им, только не смотреть. Именно на этой чертовой «Киевской» ее давным-давно ограбили цыганки со своим гаданием. Запугали, невообразимым образом заставили достать кошелек и умыкнули всю зарплату. Будто знали, что Надя ехала со своей первой в жизни зарплатой!
И почему с ней так всегда происходит? Украли зарплату, должность, профессию, теперь – мужа… Конечно, сама виновата. Куда как весело жить и думать, что сама виновата во всех бедах, что «несклепистая, разиня, мямля»! Надя вспомнила лицо покойной свекрови, которая день-деньской пыталась «просвещать» сына по поводу невестки. Но тогда Егор любил жену и защищал…
– Гони печаль! Счастье в толпе не ищи. Далеко отсюда, в лесу и у реки его найдешь. Уезжай! – Усатая старуха-цыганка шамкала ей в самое ухо.
Надя вздрогнула и рванулась, наконец, вверх по эскалатору. Шею заливал пот. Вырвавшись из подземки, она попыталась
