было никаких пятидесяти, то есть это не имело значения, я стал тих и доверчив. Осеннее небо, чистая река, напоенный горьковатым осинником вечерний воздух – больше мне ничего не нужно было. Я отлично принадлежал этому правильному миру, был его частью и сам странным образом владел всем этим. Пребывал в тихой и радостной растерянности и опять бормотал про себя что-то очень личное и благодарное.
Зачалился на мысу ровного, выглаженного водой острова. Вниз по течению открывались три живописных таежных поворота реки. Сзади поднимались высокие снежные горы.
Через час были наколоты дрова, стояла палатка, на веревке под тентом подсыхали куртка, носки, полотенце. Костер мокро трещал и разбрасывал искры. Было еще светло и полно времени, неторопливый супчик варился на огне, тучи резко потащило в стороны, на западе, как раз над Леной, сначала прорисовался голубой кусок, а потом ненадолго показалось солнце. Я дожарил лук, выскреб его в котелок и вышел из-под тента. Начало резко холодать, и небо сильно похорошело. Солнце, ушедшее за гору, отражалось красноватой и золотой каемкой по неровным краям туч. Крыша палатки забелела инеем.
Я рассматривал свой аккуратный костер и лагерь, тент, натянутый до барабанного гула. И вспоминал мокрую и неудобную утреннюю стоянку, где этот же тент болтался кое-как. Под ним только что не текло, но мне было ничего… неплохо.
Так и в жизни, которую я все обустраиваю на свой лад, как будто знаю, как надо. А важно другое – это ли нужно тем, для кого ты строишь. Понять, что им действительно нужно, может, и не благополучие вовсе, а ты сам, твое внимание. Но до этого уже руки не доходят.
Увы, другой попытки не предоставляют.
Заря гасла за гору, сумерки густели на глазах, краски снежных вершин и вечернего неба потускнели, растворялись в сером холодеющем воздухе. Расстояния стали непонятны, а звуки загадочнее и резче. Почему-то звуки обостряются к ночи – или это моя бдительность обострялась? Странно все-таки мы устроены – при такой неловкой жизни думать о своей безопасности.
Суп тем не менее получился вкусный.
Когда забирался в палатку, она хрустела от мороза.
Молчание
Морозило. Огонь осторожно лизал мелко колотые полешки и окоченевшие руки. Вода для кофе начала позванивать в котелке. Было пятое октября. Потихоньку оттаивало новое утро на реке. Не верилось, что только начал сплав… Я грел руки в пламени, отклонялся от дыма, события этих трех дней слились в одно большое что-то: вода, всякая-разная вода, дождь и снег, горы, тенты и костры, косы заснеженные, звери, тайга…
столько всего вместилось. Время – штука непростая:
все пространство этих дней было до отказа наполнено редкими чувствами.
Заварил кофе. От ясного утра легко было на душе, мысли прямо скакали, и вся эта бесполезная и радостная энергия должна была бы передаться рукам и ногам, но я ничего не делал, сидел на пенечке у костра, поглядывал на
