к нему приложено: «общее» или «особенное». Если бы так поступила каждая наука, то получилась бы полная путаница понятий. В уголовном праве причиной должно считаться то, что вообще должно считаться причиной во всякой науке; уголовно-правовая наука должна лишь применять к своим построениям общее понятие причины, не допуская никаких отступлений и никакого искажения его».[164] Такая точка зрения, как мы полагаем, верна, но вопрос неразрешим на основе буржуазной философии, как это нетрудно будет далее увидеть.
Буржуазной теории уголовного права приходилось и приходится развивать свою теорию причинности, находившуюся, конечно, под определенным влиянием тех или иных буржуазных философских концепций, но не могущую идти по линии общего отрицания объективной причинности и объективной закономерности.
Средневековая теория исключительной причинности была, в основном, разбита работами Штюбеля[165] и особенно Ансельма Фейербаха, который в своем учебнике писал: «Всякое нарушение предполагает известное лицо как действующую причину оного, и то лицо, в коего воле и деянии содержится достаточная причина, произведшая преступление яко действие оной, называется виновником».[166]
Французский кассационный суд своим решением от 12 июля 1844 г. установил, что «смерть должна быть вменяема виновному, хотя бы рана и побои не были единственной причиной смерти, а она зависела и от физического сложения умершего, – виновник отвечает за убийство, как скоро он ускорил наступление смерти», таким образом, и в практике была поколеблена теория исключительной причинности.
Большое распространение в буржуазной теории уголовного права получила в первой половине XIX в. так называемая адекватная теория причинности, которая исходила из того положения, что причиной преступного результата является такое поведение человека, которое вообще, а не только в данном конкретном случае, способно повлечь причинение этого результата и ему адекватно.[167] Это учение об адекватной или так называемой типической причинности при его применении в практике влекло бы за собой ненаказуемость наиболее ловких преступников. Например, так как смерть не всегда наступает от удара линейкой по голове, то человек, который убил другого таким ударом, зная, что последний только что перенес операцию мозга, должен был бы быть признан ненаказуемым, так как средство не является типичным.
Ввиду того, что такой взгляд – так называемая объективная теория адекватной причинности (Рюмелин) – приводит к практически неприемлемым выводам, другая группа сторонников той же теории – субъективная (Крисс) – рекомендует исходить не из объективной адекватности, а из того, что известно субъекту преступления, но при таких условиях теряется смысл самой типической причинности.
Вслед за тем ряд авторов – Кестлин, Глазер, Круг и наиболее полно Бури – развили теорию о том, что действие человека признается причиной результата в том случае, если оно было
Спиноза писал: «Адекватной причиной я называю такую, действие которой может быть ясно и отчетливо воспринято через нее самое. Неадекватной же или частной называю такую, действие которой через одну только ее понято быть не может» (
