в боях принимают участие далеко не все, возможно даже – меньшая часть.
«– А отвечать за это, как всегда, будет народ… Весь, – бьётся у меня в голове, – И никому, ни в какие времена, не будет интересно, как всё обстояло на самом деле!»
Тем временем на горизонте начало всходить солнце, и небо окрасилось в цвет сырого мяса. Ветер принёс химический запах гари, и снова донёсся звук пушечных залпов.
– Уходить надо, пока не поздно, – постановил Петер Ульрих. Я думаю иначе… но какого чёрта?!
Оставаться здесь, одному, с горничной с лошадиной физиономией и тем широкоскулым, с примесью лапландской крови, может быть опасней, чем уходить в рассвет в воющий город!
Забежав наверх, быстро одеваюсь и подхватываю чемодан на спину, приспосабливая его парусиновыми лямками. Получается какое-то подобие рамочного рюкзака, притом даже вполне сносное. В левую саквояж, правая в кармане, сжимает «Браунинг» и бегом-бегом-бегом вниз по лестнице!
К чёрту Финляндию! К чёрту всё! Это ещё не настоящая Европа!
Глава 2 Рюсся, чухна и Весёлые старты
– Рюсся… – скалит крупные, лошадиные, отродясь нечищенные зубы скуластый финн с лапландской кровью, привалившись к входной двери. Нехорошо щерится, ножичком финским поигрывает, а вокруг – рожи. Финские, что характерно. Недружелюбные.
А у меня спину оттягивает чемодан, и дружественных рож вокруг – нет, все на улице, ждут. Надеюсь…
Быстро прогоняю ситуацию в голове: сбросить чемодан, выхватить «Браунинг»… нет, не успеваю ничего! Не помню точных цифр, но на расстоянии до трёх метров нож эффективней пистолета. Быстрее.
Ни-че-го… бьётся в висках, и все остальные мысли пропадают, остаётся только угрюмая решимость умереть не в одиночестве, а захватив с собой как можно больше финнов. Успею… и наверное, даже не одного.
В левый рукав проваливается нож, тычась рукоятью в ладонь. Правая готова разжаться, отпустить саквояж и… сколько ни успею, а все – мои!
– Рюсся, – снова скалит зубы финн.
– Чухна, – скалю зубы в ответ, и мне, чёрт подери, смешно! Губы сами раздвигаются в улыбке – той самой, на зависть всем гаргульям с собора Парижской Богоматери. Меня сейчас будут убивать, это же так смешно! Играем в гляделки… я вижу его зрачки, прожилки глаз, время замедляется…
Меня обступили тесней, слышу смешки, разговоры на финском, а потом внезапно…
– Веналайнен… – склонил голову скуластый страж Врат, отступая в сторону. Он не боится, нет… это что-то другое. Уважение к сильному противнику? Не знаю…
Вышел, и как меня бросило в пот! Разом, будто в одежде сунулся в сауну и задержался там. Литр через поры выступил, не меньше.
– Ну? Всё? – нетерпеливо сказал Петер Ульрих, притоптывая ногой, – Пошли!
Пошли быстро, без лишних разговоров.
