клинок в глаз львицы. Она взвыла от боли и разжала челюсти, впивавшиеся в его запястье. Рун высвободил руку, потверже уперся ногами в песок и отпрыгнул прочь. Прижимая раненую руку к груди, он замер в ожидании новой атаки.
Но его удар был нанесен точно – львица рухнула на песок. Ее уцелевший глаз смотрел прямо на Руна. Алый блеск угас, уступив место глубокому золотисто-коричневому цвету, прежде чем этот глаз закрылся навсегда.
Перед смертью проклятие покинуло ее, как это и случалось обычно.
– Dominus vobiscum[6], – прошептал Рун.
Еще один след скверны был стерт с лица этой земли. Корца повернулся было, чтобы уйти, – и тут до его слуха вновь донеслось жалобное мяуканье.
Он остановился и обернулся, склонив голову, – и услышал негромкое биение еще одного сердца. Из тени выскользнул маленький силуэт и направился к мертвой львице.
Детеныш.
Его шерсть была белоснежной и чистой.
Рун смотрел, потрясенный. Должно быть, львица была беременна и отдала остатки своих жизненных сил, чтобы произвести на свет львенка: последняя материнская жертва. Теперь Корца понимал, почему она не отступила в тень, когда у нее была такая возможность. В предсмертные свои мгновения львица сражалась с ним, чтобы защитить своего детеныша, чтобы увести врага прочь от львенка.
Малыш обнюхивал безжизненное тело матери. Ужас объял Руна. Если львенок был рожден из ее искаженного чрева, если его питала оскверненная кровь, то он, несомненно, уже появился на свет беспощадным зверем.
Я должен уничтожить и его тоже.
Рун поднял нож, оброненный им на песок.
Львенок тыкался носом в морду матери, пытаясь заставить ее подняться. Он жалобно мяукал, точно понимал, что остался сиротой, покинутым всеми.
Подбираясь поближе, Корца настороженно изучал звереныша. Хотя тот ростом был едва ему по колено, но даже такой мелкий анафемский зверь может быть опасен. Теперь, вблизи, он заметил на белой шерсти львенка светло-серые пятна, в основном испещрявшие округлый лоб. Должно быть, детеныш родился после битвы, и значит, ему не более двенадцати недель.
Если б Рун не наткнулся на этого львенка, тот умер бы мучительной смертью под солнцем или скончался бы от голода в тени.
Будет благодеянием быстро лишить его жизни.
Рука сангвиниста сжала рукоять карамбита.
Только сейчас почуяв его присутствие, львенок поднял на него взгляд, глаза его сияли на солнце. Он неловко уселся на хвост, и стало ясно, что это самец. Вскинув голову, детеныш громко мяукнул, явно чего-то требуя от Руна.
Их глаза снова встретились.
Корца понимал, чего хочет львенок, – того же, чего жаждут все детеныши: любви и заботы.
Не почувствовав ни малейшей угрозы, Рун со вздохом опустил руку и вложил нож в пристегнутые к запястью ножны. Потом шагнул ближе и опустился на одно колено.
– Иди
Господь да пребудет с тобой (
