больница Святой Марии. Он чуть не упал на землю, когда католическая монахиня с крестом бросилась его поддержать. В ушах раздался поток французских слов, чьи-то руки поддерживали его, когда он вошел в больницу. Все было как в тумане: резкий запах спирта, спокойствие, вызванное морфием, и непонятный французский, на котором говорили католические монахини. Когда нож извлекли, его крики были похожи на бред сумасшедшего. Но к счастью, кости не были сломаны, нервы не задеты. Он проглотил пригоршню неизвестных таблеток, выпил залпом большое количество крепкого раствора и уснул.
Когда он покинул больницу, уже рассвело, и несколько рикш проехали мимо со скрипом. Машина Айи все еще стояла у здания.
Он тихо приоткрыл дверь. Айи спала, прислонившись к заднему сиденью, ее шофер тоже дремал на водительском месте. Она могла бы уехать после того, как высадила его, или сказать, чтобы сам о себе позаботился после того, как его ударили ножом, или вообще не нанимать его, чужака, иностранца. Но она отнеслась к нему с достоинством, предоставила ему приют, когда он лишился крыши над головой, отвезла его в больницу, когда его ранили. Проявил ли кто-нибудь такую же заботу о нем, как она? Мечтал ли он ком-то подобной ей, о женщине из другой страны, другой расы?
Она пошевелилась и открыла глаза.
– Эрнест? Вы вернулись. Как ваша рука?
– Как новенькая, – ответил он, поднимая перебинтованную руку. – Эти католические монахини – лучшие медсестры, которых я когда-либо встречал. Мне наложили семь швов. Как только рука заживет, я снова смогу играть на фортепиано.
– Приятно слышать. Я переживала по этому поводу.
Ее голос обладал успокаивающим ритмом, Эрнесту хотелось слушать ее целую вечность.
– Спасибо, что привезли меня сюда, Айи.
– Я ведь ваш работодатель. У меня нет выбора. Но я абсолютно не умею ухаживать за больными, просто чтобы вы знали. Лучше вам избегать моего ухода, иначе потеряете больше, чем руку.
Но у нее был выбор.
– Позвольте мне подвезти вас до вашей квартиры. – Она велела шоферу заводить машину. – Сколько времени, по словам доктора, потребуется вашей руке, чтобы зажить?
Он подавленно посмотрел на свою забинтованную руку.
– Чтобы полностью исцелиться, потребуется четыре месяца.
– Четыре месяца. – Она тяжело вздохнула.
У нее не было никаких причин, чтобы сохранять ему работу в течение четырех месяцев, если он не мог играть на фортепиано.
– Я могу играть левой рукой.
– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. Это не «Страйд». Я планировала, что вы будете главной партией в оркестре, а не аккомпанементом. В других обстоятельствах я бы этого не предложила, но сделаю исключение. У вас будет оплачиваемый отпуск на неделю, чтобы вы могли восстановиться и дать своей руке время зажить. Вас это устроит?
Если его не будет в клубе целую неделю, позволят ли ему вернуться? Двигатель автомобиля монотонно тарахтел, издавая бесконечные
