которых прятались не по возрасту молодые, отливающие стальным блеском глаза. – Вижу, вы не один… И надолго пожаловали?
– Приветствую, приветствую вас, Олег Александрович… Давненько не виделись… Думаю недельки две здесь пробыть. Немного подшаманюсь и опять в строй… – С Ритой вы знакомы. А вот это радость моя на старости лет – внук! – улыбаясь, показал он на стоящего рядом с дочерью вихрастого малыша.
– Ну и я тоже на две недели. Больше служба не позволяет. Так что очень рад, что мы с вами, как раньше говорили, в один заезд попали… А тебя как же зовут, молодой человек? – спросил Олег Александрович, подходя к малышу.
– Тошка! – ответил тот, заливаясь смехом.
– Тошка – это Антошка, выходит!
Что-то в лице ребенка привлекло внимание генерала, и он взял его на руки и отстранил на вытянутых руках, чтобы получше рассмотреть… Вглядевшись в него, он, не в силах скрыть изумления, перевел внимательный взгляд на Риту.
Встретив этот взгляд, женщина гордо вскинула голову и еле слышно, но твердо произнесла:
– Да!.. Антон Анодин! – вдруг серьезно доложил мальчуган.
– А… Ну да, Анодин…
Николай Степанович взял пацана за руку, и они пошли в здание. Ладыченко и Рита чуть отстали.
– Да, Никарагуа… – задумчиво сказал генерал. – Шесть лет прошло…
– Семь, – спокойно поправила его Рита. – Тошке седьмой год пошел, скоро в школу собираться…
– Быстро они растут, не угонишься… Какое-то время они молчали.
– Ну, я пошла… – Рита спокойно посмотрела на генерала. И вдруг с усилием, как что-то очень, может, даже самое важное сказала: – А Никарагуа я не забыла. И не забуду. Никогда…
– Ну, иди, дочка. Сына береги. Хорошей он у тебя породы… Что он, генерал Ладыченко, мог сказать ей еще? Добавить разве что – ратниковской породы… Но зачем? Ведь Ратников не так давно сгинул без вести, не вернулся с задания, выполнять которое послал его он – генерал Ладыченко. А не послать не мог…
1997 г.
Вернуться, чтобы уйти
Когда, в 1975-м, их забросили в Конго. Неделю просидели взаперти в ангаре из гофрированного алюминия – сотня солдат в одних майках, которые не просыхали на теле целый день. Веселей стало, когда разрешили выходить на свежий воздух сначала вечерами, потом и днем.
Конголезцы в те годы жили весело. Революция подарила им четырехчасовой рабочий день, остальное время уходило на митинги с красными транспарантами, с обязательной пляской под зажигательный барабан. И все же веселей нашим солдатам было убирать помидоры, когда заканчивался рабочий день, чем сутки напролет просиживать взаперти.
Вечерами веселые конголезцы приходили к ящикам с помидорами, подготовленными к отгрузке, и отбирали себе килограммов по десять. Расплачивались какой-то рафией – пивом или вином из пальмового сока. Помидоры пропадали на плантациях, их никто не охранял – приходи да бери, лишь бы добро не сгнило.
