как не жалоба буржуя на экспроприацию его имущества!
У меня нет никаких гарантий, что любая моя сказка – при желании критика – не будет истолкована именно так.
Но к счастью, когдамой «Крокодил» появился в печати (в январе 1917 года), миллионы детей сразу поняли, что «Крокодил» есть просто крокодил, что Ваня есть просто Ваня, что я сказочник, детский поэт, а не кропатель политических памфлетов. (…)
Понял это и Петроградский Совет Рабочих, Крестьянских и Солдатских депутатов, издавший эту книгу в 1918 году и распространивший ее в несметном количестве экземпляров.
Второй недостаток «Крокодила», по мнению Н. К. Крупской, заключается в том, что здесь я пародирую Некрасова. Приводя такие строки:
Узнайте, милые друзья,
Потрясена душа моя, –
Н. К. Крупская пишет:
– «Эта пародия на Некрасова не случайна: Чуковский ненавидит Некрасова». Между тем это пародия не на Некрасова, а на «Мцыри» Лермонтова:
Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел. Благодарю!
Хотя, признаться, я не совсем понимаю, почему нельзя пародировать того или другого поэта. Разве пародия на поэта свидетельствует о ненависти к нему? Ведь тот же Некрасов много раз пародировал Лермонтова – неужели из ненависти? Разве из ненависти пародировал Лонгфелло «Калевалу» в своем «Гайавате»? Стоит прочитать любую научную работу по истории и теории пародии, чтобы эти упреки отпали сами собой.
H. К. Крупская упрекает крокодила за то, что он мещанин. Но почему нужно, чтобы он был пролетарием? Вообще же я думаю, что советская власть вовсе не требует, чтобы все детские книги, все до одной, непременно были агитками. Иначе Госиздат не печатал бы в нынешнем году таких явно буржуазных шедевров, как «Приключения Тома Сойера», «Приключения Геккельбери Финна», сказки Киплинга и много других.
Может быть, мой «Крокодил» – и бездарная книга, но никакого черносотенства в ней нет. (…) Я не выдаю этой идеологии за стопроцентный марксизм, но точно так же не вижу причин, чтобы топтать эту книжку ногами.
Н. К. Крупская обвиняет меня, кроме того, в неуважении к народу: «народ трус, – дрожит и визжит от страха» и проч. Но неужели мы вернулись к семидесятым годам, когда под словом народ всегда подразумевалось крестьянство? Стоит только всмотреться в картинки к моему «Крокодилу», чтобы понять, о каком народе я здесь говорю: гимназисты в форменных фуражках, лавочники, франты в котелках, – неужели Н. К. Крупская заступается за этот народ?
Таким образом приговор Н. К. Крупской основан на ошибочных данных:
1. В «Крокодиле» нет и не может быть антисоветских тенденций, так как он написан до революции.
2. Некрасова я не пародировал, а пародировал Лермонтова.
3. Народа я не оскорблял, а оскорблял только франтов и лавочников.
Не сомневаюсь,
