в переводе Бэббет Дэтч – одной из лучших американских поэтесс, – извещал автор сказок Г. С. Шатуновскую. – Она ждет от меня письма, потому что хочет знать, хочу ли я, чтобы она печатала свой перевод…»[78]
Американская критика высоко оценила сказку, сочиненную «рифмачем, который превзошел даже Гилберта чудесной неожиданностью рифмовки»[79], сказку, в которой «русский язык так привлекателен; Чичерин (!) и тысячи других русских знают ее наизусть»[80]. Высокую оценку получила и работа переводчицы: хотя стиховое мастерство перевода уступает оригиналу, «но это, безусловно, великолепные английские стихи»[81].
В рисунках Ре-Ми особенно привлекательными для американского критика оказались образы животных – двойственные, сочетающие осмеяние и прославление: «Эти рисунки балансируют между морализаторством и юмором… Крокодил – …добрый приятель и страшное чудовище одновременно. Он вызывает нашу симпатию, наш страх и, самое главное, – наше уважение… медведи, слоны, львы, даже обезьяны выпели на рисунках много лучше, чем люди»[82]. К сожалению, ироничность образа главного героя американский критик не заметил: «Ваня, храбрый мальчик, прекрасно подошел бы для статуи, символизирующей гражданскую добродетель где-нибудь в городском парке…»[83]
В письме к Константину Федину, только что ставшему соредактором журнала «Книга и революция», Чуковский обращал внимание адресата на немецкий перевод «Двенадцати» Блока, замечательно выполненный Грегором. «Сейчас, – добавлял Чуковский, – Грегор переводит моего „Крокодила“»[84]. Таким образом, пути «Крокодила» и «Двенадцати» вновь пересеклись – в работе немецкого переводчика[85].
На контртитуле «Приключений Крокодила Крокодиловича», изданных Петросоветом в 1919 году, приютилась надпись: «Посвящаю эту книгу своим глубокоуважаемым детям – Бобе, Лиде, Коле» (в позднейших изданиях было добавлено: «и Муре»). Эта надпись – почти незаметная – должна быть замечена и оценена, так как она тоже своего рода событие в детской литературе: «глубокоуважаемым детям»…
Детей всегда любили и ласкали, заботились о них, как могли, иногда баловали, слегка или изрядно бранили за шалости, учили, воспитывали и так далее, но разве их когда-нибудь уважали? Кажется, даже вопроса об уважении не возникало – ведь они дети! Как писал польский педагог Януш Корчак, человечество в своем развитии открывало одно несправедливое неравенство за другим – и стремилось их преодолеть: социальное неравенство классов, неравенство господствующих и угнетенных наций, неравенство мужчины и женщины в обществе и семье. Пришла пора, полагал Корчак, осознать и преодолеть неравенство взрослых и детей, научиться чтить в ребенке – человека.
Посвятительная надпись Чуковского на «Крокодиле» – неопознанный первый
Письмо К. Чуковского Г. С. Шатуновской от 27 марта 1931 г. – Архив К. Чуковского.
Asia, 939, Vol. 9. P. 688. Вырезка. – Архив К. Чуковского.
Там же.
Там же.
New York Herald Tribune Books. 1932, 24 Jan. Вырезка. – Архив К. Чуковского.
Там же. – По сведениям, приведенным в кн.: К. И. Чуковский. Указ. переводов. М., 1982, – «Крокодил» на английском языке выходил трижды: в Филадельфии (1931) – без указания имени переводчика, в Лондоне (1932) – в переводе Б. Детч и там же (1964) в переводе Р. Кока (очевидно, ошибка в указателе, надо: Р. Коэ). Об отношении К. Чуковского к этим переводам см.:
Письмо К. Чуковского Константину Федину от начала 1922 г. – Архив К. Чуковского. Откликом на это письмо была статья К. Федина: «Немецкий перевод «Двенадцати». (Книга и революция. 1922, № 5. С. 49.)
Немецкий перевод, выполненный В. Грёгором, насколько можно судить, издан не был.
