горами по-прежнему было черным и хмурым. От нетерпения Порт весь извелся: он очень надеялся, что они уедут раньше, чем из дверей отеля покажется Кит или Таннер.
Ровно в двенадцать в вестибюле раздался голос миссис Лайл, ругающейся по поводу суммы счета. Ее голос то нарастал, вздымаясь до визга, то, падая до бормотанья, рассыпался фестонами неравномерного ритма. Подскочив к дверям, она заорала:
– Эрик, пожалуйста, подойди сюда и скажи этому человеку, что вчера с чаем я не ела пирожных! Быстро сюда!
– Скажи ему сама, – рассеянно отозвался Эрик. – Celle-là on va mettre ici en bas,[35] – продолжил он, указывая одному из арабов на тяжеленную сумку из толстой свиной кожи.
– Ты идиот! – огрызнулась она и пошла обратно; через мгновение Порт услышал ее взвизг:
– Non! Non! Thé seulement! Pas gateau![36]
В конце концов она вышла снова, отчаянно размахивая сумочкой и вся красная. Завидев Порта, остановилась как вкопанная и требовательно воззвала:
– Э-рик!
Тот оторвался от дел, подошел и представил Порта матери.
– Я очень рада, что вы нашли возможным поехать с нами. Будете нас защищать. Говорят, в здешних горах лучше все-таки иметь при себе револьвер. Хотя, должна сказать, мне никогда еще не попадался араб, с которым я не могла бы сладить. Это как раз французы сволочи, от которых реально требуется защита. Грязные скоты все как один. Нет, вы представьте: они мне будут говорить, что я вчера ела с чаем. Какая наглость! А ты, Эрик, – трус! Оставил меня сражаться там у стойки в одиночестве. Это, наверное, ты съел те пирожные, которые они включили в счет!
– Да не все ли равно, а? – улыбнулся Эрик.
– Ты признаешь? Не понимаю, как тебе не стыдно? Мистер Морсби, вы только посмотрите на этого никчемного мальчишку. Он в жизни ни дня не работал. А я должна оплачивать его счета.
– Да ладно тебе, мама! Садись давай. – Последние слова он произнес уже с оттенком тягостной безнадеги.
– Что значит «садись давай»? – Ее голос опять истончился до визга. – Ты как со мной разговариваешь! Тебя надо по щекам отхлестать. Очень было бы тебе полезно. – Она уселась на переднее сиденье. – Со мной никто и никогда так не разговаривал!
– Мы можем сесть спереди все втроем, – сказал Эрик. – Вы как, не возражаете, мистер Морсби?
– Было бы здорово. Я люблю ездить спереди, – сказал Порт.
Он твердо решил оставаться за пределами их семейных разборок, а лучшим способом от них загородиться, как он подумал, будет держаться так, будто ты совершенный ноль, пустое место: просто быть вежливым, побольше молчать и слушать. Весьма вероятно, что нелепая перебранка вроде нынешней – это единственный вид общения, которому милая парочка находит в себе силы и умение предаваться.
Ну, наконец поехали: Эрик сел за руль, погонял для начала мотор на холостых оборотах. Раздались крики носильщиков:
– Bon voyage![37]
– Ты
А эту мы засунем сюда вниз
Нет! Нет! Один чaй! Без пирожных!
Счастливого пути!
