style="font-size:15px;"> Но, несмотря ни на что, нужно было учиться у Запада. Необходимость этого понимал уже Иоанн Грозный. Борис Годунов мечтал основать в Москве не то Академию, не то университет. При нем утвердилась практика отправки за границу «для науки разных языков и грамоте» молодых дворян. По официальному свидетельству, в Любек послали 5 человек, в Англию – 4, по неофициальному – число отправленных равнялось 18.[632]
Настоящее обучение началось при Алексее Михайловиче, однако проходило оно в мягких формах, чтобы не шокировать народного самочувствия, ибо народ считал, что правоверному нечему учиться у еретиков и басурман.[633] Строго говоря, правление Алексея Михайловича не внесло чего-либо нового в государственный уклад. Монополия короны на политическую власть, ее собственность практически на всю землю, торговлю и промышленность, плотный контроль над всеми классами общества и способность изолировать страну от нежелательных иностранных влияний – все эти обстоятельства гарантировали, казалось, бесконечный застой.[634] Тем не менее правление Алексея Михайловича создало в русском обществе XVII в. преобразовательное настроение.[635] Первый момент этого преобразовательного движения был характерен тем, что его вожди не думали порывать с прошлым и ломать существующее. Одной ногой, по образному выражению В. О. Ключевского, царь опирался на православную старину, другую же занес за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении. Он искал в еретическом Западе средства для выхода из домашних затруднений, однако не собирался отрекаться от понятий и верований благочестивой старины.[636] Чтобы не выбирать между стариной и новшествами, он не разрывал с первой и не отворачивался от последних. В. О. Ключевский утверждает, что поколение Алексея Михайловича было единственным в отечественной истории, которое думало подобным образом. Во всяком случае, к временам Алексея Михайловича выросло поколение, которое во всех отношениях было свободнее предыдущего, оно думало и действовало свободнее. Даже среди ближайшего окружения царя появились люди, которые могли открыто и резко излагать ему свои взгляды.
Федор Ртищев, например, организовав в иноземском Андреевском монастыре просветительский центр, рассуждал о необходимости организованного благотворения на основе свободы духа и сознательного добра, тем самым направляя общественную жизнь Москвы в русло просвещения и мягкости нравов. А Афанасий Ордин-Нащокин, один из высших государственных чиновников, усвоивших основы европейского политического строя и экономического порядка, показал себя проводником западных идей бюрократического абсолютизма и меркантилизма. Он во многом предупредил Петра и высказал множество идей, которые в дальнейшем осуществил Петр Алексеевич.[637] В этом ряду можно назвать и А. С. Матвеева и В. В. Голицына, которые, будучи канцлерами, в своей политике ориентировались исключительно на идеи и ценности Запада, однако никогда не пренебрегали интересами
Любопытно, что никто из них в Смутное время не решился вернуться на родину, кто-то умер, кто-то оказался нерадив к учебе, другие же, усвоив учение, навсегда остались за границей. Один из них в Англии перешел в англиканство, стал священником и даже богословом (см.: Там же. С. 47–48).
См.:
См.:
См.:
Сама процедура помазания Алексея Михайловича происходила по-иному: патриарх, вдобавок к прежним помазаниям, помазал еще царя «и на браде, и под брадою». Эта добавка объясняется тем, что в ту пору стало проявляться в Москве своего рода вольнодумство. Русские люди, в подражание жившим в Москве иностранцам и преимущественно полякам, начали брить бороды, и патриарх Иосиф, вероятно желая предотвратить это новшество, помазал царскую бороду и под бородою, чем как бы освятил ее неприкосновенность, в поучение московским людям всяких чинов, решавшимся бритьем бород искажать подобие Божие (см.: Домашний быт русских царей в XVI–XVII вв. М., 1992. С. 83).
См.:
