мимо кладбища, расположенного на вершине невысокого, поросшего травой холма. Оно было обнесено каменной оградой, а между покосившимися надгробными памятниками собирался туман. Ангел с поломанным крылом таращился на них пустыми глазницами. Птица-поползень сидела на верхушке ржавого флагштока, оставшегося здесь от какого-то государственного праздника, и нагло рассматривала их.
– Вот и первое наше кладбище, – сказал Макврайс. – Оно с твоей стороны, Рей, ты теряешь все очки. Помнишь такую игру?
– Слишком много выступаешь, – неожиданно сказал Олсон.
– Генри, приятель, чем тебе не нравятся кладбища? Здесь царят тишина и покой, как сказал поэт. Славный непромокаемый панцирь…
– Захлопни пасть!
– А, да ты решил пошутить! – невозмутимо продолжал Макврайс. Его шрам горел белым в отблесках уходящего дня. – Ну-ну, Олсон, ты же не скажешь, что тебя не привлекает мысль о смерти? Как говорил поэт: «Но смерти нет, есть долгий-долгий сон в могиле». Тебя не тянет туда, друг? – Макврайс протрубил начало какой-то мелодии. – Выше голову, Чарли! Новый светлый день…
– Оставь его в покое, – тихо сказал Бейкер.
– А почему? Он активно убеждает себя, что может выйти из игры в любой момент, стоит только захотеть. И если он просто ляжет и умрет, это будет не так уж плохо, как кажется другим. Нет, я не собираюсь оставлять его наедине с такими мыслями.
– Не умрет он – умрешь ты, – сказал Гаррати.
– Ну да, я помню. – Макврайс улыбнулся Гаррати напряженной, кривой улыбкой… Только теперь в ней не было ни тени юмора. Неожиданно ему показалось, что Макврайс взбешен, и он почти испугался такого Макврайса. – Это он кое-что забыл. И еще тут этот индюк…
– Я больше не хочу, – глухо сказал Олсон. – Мне все надоело.
– Крутые ребята, – парировал Макврайс, поворачиваясь к Олсону. – Ты ведь так говорил? Ну и к черту их. Так ложись помирай.
– Оставь его в покое, – сказал Гаррати.
– Послушай, Рей…
– Нет, это ты послушай. Хватит с нас одного Барковича. Пусть Хэнк поступает так, как считает нужным. Не забывай, мы не мушкетеры.
Макврайс опять улыбнулся:
– Согласен, Гаррати. Ты выиграл.
Олсон ничего не говорил. Он только поднимал одну ногу, ставил ее на землю и поднимал другую.
К шести тридцати стемнело окончательно. До Карибу теперь оставалось всего шесть миль, и город уже показался на горизонте в туманной дымке. Несколько человек пришли сюда, на дорогу, чтобы встретить Идущих у города. Теперь все они, по-видимому, возвращались домой к ужину. Ноги Гаррати чувствовали прохладную влагу, висящую в воздухе. Звезды стали ярче. Сверкала Венера, и Большая Медведица была на привычном месте. Гаррати с детства хорошо знал созвездия. Он показал Пирсону Кассиопею, но тот только хмыкнул.
Гаррати подумал о Джен, о своей подруге, и почувствовал укол вины за то, что поцеловал ту незнакомую девушку. Он уже забыл, как выглядела та девушка, но помнил, что она взволновала
