наложить Джимми четыре шва на верхнюю губу. Это было за год до того, как они переехали. Он не хотел бить Джимми по губам. Это вышло случайно. Он был уверен, хотя к тому времени уже знал, что Джимми был прав, так как он сам увидел свою мать голой (он не хотел видеть ее голой, это вышло случайно). Там внизу волосики. Волосики и щель.
Ш-ш-ш, родной, это не тигр, это твой медвежонок… Море и раковины, царство подводное… Мама любит своего мальчика… Ш-ш-ш… Баю-бай…
– Предупреждение! Предупреждение сорок седьмому!
Кто-то грубо пихнул его локтем под ребро.
– Это тебе, друг. Проснись и пой. – Макврайс широко улыбался ему.
– Сколько времени? – с трудом проговорил Гаррати.
– Восемь тридцать пять.
– Но я же…
– Целую ночь проспал, – договорил за него Макврайс. – Мне это чувство знакомо.
– Ну да, мне так казалось.
– Старый обманный трюк мозга, – сказал Макврайс. – Хорошо, что ноги такой трюк не применяют, правда?
– А я их смазал, – сказал Пирсон с идиотской ухмылкой. – Хорошо, что никто до этого не додумался, правда?
Гаррати пришло в голову, что воспоминания – все равно что линия, прочерченная в пыли: чем дальше, тем более неясной она становится и тем тяжелее разглядеть ее. А в конце – ничего, кроме гладкой поверхности, пустоты, из которой ты явился на свет. А еще воспоминания чем-то похожи на дорогу. Она перед тобой, реальная, осязаемая, и в то же время начало пути, то место, где ты был в девять часов утра, очень далеко и не играет для тебя никакой роли.
Участники Прогулки одолели почти пятьдесят миль. Заговорили о том, что скоро появится джип Главного, на отметке в пятьдесят миль он ознакомится с положением дел и произнесет небольшую речь. Гаррати решил, что этот слух скорее всего не подтвердится.
Перед ними лежал долгий крутой подъем, и Гаррати решил снять куртку, но передумал. Все-таки он расстегнул «молнию» и решил некоторое время идти спиной вперед. Перед ним мелькнули огни Карибу, и он подумал о жене Лота, которая обернулась и превратилась в соляной столп.
– Предупреждение! Предупреждение сорок седьмому! Второе предупреждение, сорок седьмой!
Гаррати не сразу понял, что эти слова обращены к нему. Второе предупреждение за десять минут. К нему вновь вернулся страх. Ему вспомнился безымянный мальчик, который умер оттого, что слишком часто замедлял ход. А он делает сейчас то же самое.
Он огляделся. Макврайс, Харкнесс, Бейкер и Олсон смотрели на него. Олсон держался особенно хорошо. Гаррати уловил его напряженный взгляд. Олсон пережил шестерых. И ему хочется, чтобы Гаррати стал седьмым. Семь – счастливое число. Он желает, чтобы Гаррати умер.
– На мне что-нибудь написано? – раздраженно обратился к нему Гаррати.
– Нет, – ответил Олсон, отводя взгляд. – Нет, конечно.
Теперь
