противник стал распространять ложные слухи с целью посеять панику, нарушить работу тыла, ослабить оборону». Герберт понимал: красные сдают на всех фронтах – и военных, и идеологических.
Бомбили все чаще – городской аэродром, железнодорожный узел, другие «объекты». Рига раз за разом окутывалась пылью и черным дымом. На ВЭФе рабочим раздали памятки, в которых разъяснялось, как вести себя во время воздушной тревоги. В обязанности граждан входило: «Приготовить средства индивидуальной защиты, незамедлительно погасить огонь в печи, выключить обогревательные приборы, газовые плиты, примусы. Перекрыть в квартире газопровод, укрыть бьющиеся предметы, завернуть в плотную бумагу продукты. Закрыть окна и двери, дымоходы и вентиляцию…»
Герберт рассеянно листал брошюрку и думал, что главная его задача в эти дни – не погибнуть нелепо от случайной бомбы, а обязательно дождаться прихода немцев. Он чувствовал: уже скоро.
Мелдерис был не единственный, кто радовался победному маршу вермахта: многие ждали гитлеровцев, как ждут освободителей. В Риге на улицах постреливали, нападали на советских активистов, портили линии связи. Вряд ли это было исключительно делом рук вражеской резидентуры. А она, резидентура, была – вскоре Мелдерис узнал, что в Латвии перед войной действовало несколько подпольных организаций, державших контакт с немцами: «Страж отечества», «Младолатыши», КОЛА, Латвийский национальный легион. Уж очень многим не нравилась нынешняя власть, многие надеялись на ее поражение. Позже он искренне удивлялся, что в тот советский год ничего не знал об их деятельности – хотя в рядах этих организаций состояло немало старых армейских знакомых.
Сейчас, в первые дни войны, Герберт был осторожен как никогда: даже из дома по пустякам не выходил – только на работу. Перестал навещать Магду и ее семью, почти не гулял, старался лишний раз не появляться в общественных местах. А главное, избегал любых разговоров, особенно с коллегами на фабрике – в такое смутное время никому нельзя доверять.
Фронт неумолимо подползал к Риге – германская армия наступала со стороны Елгавы. Началась эвакуация жителей на восток, в сторону Резекне, Даугавпилса, на Полоцк, Опочку и Остров. Все это только усиливало неразбериху. Лихорадочно восстанавливали недавно расформированные части Рабочей гвардии, которые патрулировали город. Поговаривали, что в эти батальоны записывались в основном рижские евреи. И это понятно: с приходом Гитлера они должны были лишиться всего, переселиться в гетто – ничего удивительного, что они взялись за оружие. Но среди гвардейцев немало было и латышей. Вот кого следовало считать предателями и отступниками! Единственное объяснение этому факту, которое нашел для себя Мелдерис, – этих людей обманули. Обманули евреи-коммунисты: наобещали с три короба, заманили, запугали, дали на сантим, а обратно потребовали на лат. Порченая порода! Он холодел от ненависти, даже дышал с трудом, как в кабине самолета на большой высоте.
С начала войны прошло меньше
