будешь?
– Так и есть. Еще в зыбке меня учить начала.
– А родители твои живы?
Вздохнув, Нелада задержалась с ответом, но Задора по – хозяйски цыкнула, прижимая сынишку к пышной груди:
– Чего пристал не ко времени? Лучше старших со двора кликни, уха простывает.
В доме было заведено, что первыми за стол всегда садились мужчины. Наполнив миски до краев горячим варевом и нарезав хлеб, Веся отпросилась на свою половину, стыдясь багрового синяка на лице. Задора уложила дитя и теперь шуршала у печи, разливая малиновый квас да прикидывая, чем завтра будет кормить мужа и деверей.
Хмурая Нелада сидела у печки, – тянула из глиняной крынки томленое молоко, отказавшись от каши и ухи.
– Можа окунька тебе из чугуна вынуть или ершишку? А то я за сальцем в нижнюю клеть сбегаю… брусники моченой не подать ли… – в который раз предложила ей подобревшая Задора, уверившись в силе молодой гостьи. – Ночевать у нас ведь останешься, куда в ночь идти, до вашей-то деревни почитай более пяти верст через лес и реку.
– Останусь, – равнодушно кивнула ведунья и вдруг подняла карие глаза, перехватив внимательный взгляд Нечая. Заметив его румянец, усмехнулась уголками губ, игриво взмахнула длинными ресницами.
Тот аж куском подавился, рот кулаком зажал и выскочил из-за стола.
– Благодарствую за угощенье! Кха… кха… Скотину проверю и к себе отдыхать пойду.
«Придется сурьезный разговор с братьями на зорю перенести, а то пойдут склоки при чужих ушах… И за что ж ей такое имя дадено – Нелада, вроде, девка справная, глазастая, только уж больно тоща».
Воротясь с улицы, в низких темных сенях он, задумавшись, налетел на кадушку с мукой и тут же зацепил кудрявой головой сети, хранящиеся у притолоки. Тут же забегали поверху мыши, заворчал потревоженный суседко, посыпалась Нечаю за шиворот соломенная труха.
– И впрямь пора покидать гнездо, – грустно рассудил он, стаскивая у лежанки рубаху, – тесна стала отцова клетушка, не дает плечи расправить. – Эй, кто там опять скребется?
Ожидал у дверей пораненного кота встретить, а в комнатушку ужом проскользнула Веся, кинулась ему на грудь заплаканным личиком.
– Хоть ты меня пожалей, соколик! Хоть ты приласкай, раз муженек только поленом по ребрам гладит.
– Да ты как здесь… – ахнул Нечай, ощутив, как дрожат под тонкой сорочкой плечи невестки.
– Тише, тише, родненький, лучше послухай, что скажу, – Спирька мой ныне убрался к Кокоре Рыжему, всю ночь будут на пару волков сторожить у зарода. Ему милей в стогу ночевать, чем со мной на постеле нежиться. Измаялось душенька… Бери меня, Нечаюшко, вся твоя буду.
– Добрая ты баба, а худое затеяла, – хрипло увещевал Нечай, пытаясь смекнуть, как ловчее спровадить Весю, а та вдруг ухватила его спереди за штаны и в сердцах прошептала:
– Была коза добра, пока волки бока не отъели. Другой бы на твоем месте давно
