же знаешь. Я бы не стал жаловаться просто так, – соврал он и привел последний решительный аргумент: – Папа бы мне поверил.
Мать хмыкнула, вскочила и вышла из комнаты. «Победа!» – решил юноша.
Победа имела горький привкус – перед глазами на мгновение появилось серьезное лицо отца. Но если его оставят – ложь того стоит. Мучение от проваленной контрольной, от унижения, которое ему предстояло, было слишком велико. Цена такого обмана – минимальная. Возможно, он не расстроит в очередной раз родителей, если вовсе не явится в школу и не получит плохую отметку.
Он уже представил, как выспится, а потом сможет целый день делать что захочет. «Мы должны быть там, где нам плохо, чтобы со временем сделать это место лучше». Эта философия сейчас никуда не годится. Как я могу сделать лучше училку математики с ее чистеньким кабинетом?
Сердце кольнуло едва-едва. Тупая боль затихала. Да, это оттого, что он спал на животе, и да, такое с ним уже бывало.
Когда Андрей закрыл глаза, он услышал обрывки разговора между мамой и тетей.
У матери голос был высоким и растерянным. Тетя говорила низким грубым голосом с южным акцентом, который Андрей так любил, но сейчас почему-то возненавидел.
– Не смеши меня. И шо сердце? Ему шо, девяносто девять лет?
– Лежит бледный. Вроде не притворяется.
– Знаю я, как они не притворяются! Сама вырастила троих оболтусов. Шо они только не выдумывали! И грифель жрали, и молоко с селедкой, и градусник на лампочке подогревали.
Парень с головой накрылся одеялом: «Ну спасибо, тетенька. Зря она тебя к нам позвала, торговала бы ты на своем рынке, но тебе все мало! А про градусник я запомню. Спасибо!»
– Ну пошли…
Заскрипели половицы. Тетя не стала трогать лоб, она сразу включила свет и легко стянула с него одеяло.
Андрей зажмурился.
– Что делаете-то?!
– Пошли к доктору сердце проверять.
Она смотрела на него в упор.
Ее вечно смеющиеся глаза на широком лице с обвисшими щеками пристально разглядывали «больного». Андрей обожал ее шутки, но не сейчас.
– Я… я не могу. Мне плохо… – Его голос прозвучал притворно, он сам это понял.
– Может быть, – нараспев произнесла тетя, – мне тоже плохо каждый божий день. А на рынок хожу.
Без одеяла, на свету, юноша будто плавился под ее буравящим взглядом.
– Тогда вызовем доктора домой.
Андрей сломался.
– Хорошо! Встаю! – Он нервно вскочил и быстро вышел из комнаты, добавив на ходу: – Но если я упаду по пути в школу, это будет на вашей совести.
Пришлось завтракать пережаренными яйцами и остывшим чаем. Ни с кем не попрощавшись, Андрей вышел из дома. Ему все еще не верилось, что он попадет туда: в персональный ад, где с вилами на сковородке его будет переворачивать математичка с кислым лицом. Вася Зайцев засмеется: «Это же просто! Чего ты не понимаешь?» А среди девчонок… Он не хотел выглядеть идиотом…
Дождь продолжал
