навеса спросив:
– Что упало, Ваше Святейшество?
Но увидев лежащего у стола аббата, бросился к нему.
– Что? Что произошло, Ваше Святейшество?! – с этим возгласом, Дорис склонился над упавшим.
Он ужаснулся бледности Просетуса и его какой-то бесовской молчаливой улыбке, застывшей на том, что было когда-то лицом аббата – черты аббата страшно *изказились и выражали боль и ненависть одновременно…
Аббат, почувствовав, что чьи-то руки обхватывают его, скосил глаза и увидел того, кого более всех ненавидел в это самое мгновение… Он развернул кинжал и… ударил им своего слугу, целя в шею… Но рука, вдруг перестала служить ему уже в самом начале этого движения… будто кто-то заморозил все его чресла… Кинжал выпал из его ладони… не довершив задуманного аббатом.
Дорис отшатнулся от неожиданного выпада… аббата и пролепетал:
– Ваше Святейшество… решило убить меня? Но за что?
Лик аббата мало походил на лик человека… на нём застыло выражение той самой ненависти… и боли.
– Я ничего не делал… против моего Господина! Ничего! – оправдывался Дорис, стоя на коленях перед упавшим Просетусом. – Пища была приготовлена мной… и никто не подходил к ней! Никто! Я никого не подпускаю к ней в такие минуты!.. Я служил Вашему Святейшеству, как полагается служить самому честному слуге!..
Просетус уже не слышал, что говорит ему Дорис – слух также отказал ему. Только глаза продолжали видеть свет и всё, что *произходит в нём. Он видел выступившие слёзы на глазах своего слуги… и какие-то обрывки уже воцарившегося в голове хаоса, прокричали ему идеи неверия своему слуге:
«-…играет… хорошо играет сволочь…»
Просетус вспомнил архиепископа Ансгара… и его последний взгляд, брошенный на него… Ум прошептал ему:
«-…он… это он…»
Свет стал тускнеть в глазах… и аббат, вдруг, отчётливо увидел тени, кои медленно окружали его… со всех сторон. Он удивился этому – ибо его зрение, *изчезнув в земном воплощении, вдруг стало объёмным, охватив всего его и всё вокруг него… Он будто бы уже видел всё окружающее… но в полной тьме… И из неё… из Тьмы… к нему подбирались эти самые тени, сплетаясь в один клубок который медленно охватывал его… впутывая, вбирая в себя…
Дорис, уже видя, что чресла аббата Просетуса деревенеют, боязливо покосился на лежащий рядом с аббатом кинжал, и вновь дотронулся до аббата – тело того не реагировало на прикосновения. Глаза аббата поблекли, а лицо так и осталось бледным…
– … Видит Господь, я не желал ему зла! Я не знаю, что произошло с ним. Пища не отравлена, как и вино, кое я ему разбавлял. Смотри, Господи! В этом виновен не я!
Дорис поднялся и взяв оставшиеся куски курятины и лепёшки стал их запихивать себе в рот, глотая почти не пережёвывая…
– … Видишь, я не виновен! – продолжал оправдывать он себя, – его хватил
