воткнутому в мягкий ил, которое можно было мгновенно вытащить. Теперь я был так близко, что мог слышать голоса индейцев, и хотя они говорили таким низким гортанным голосом, что я не мог их понять, я узнал в их речи диалект мьянко – самых свирепых, самых неумолимых каннибалов южноамериканских джунглей. Но открытие, хотя и подтвердило мои опасения за судьбу девушки, ободрило меня. Мьянко были примитивными, отчужденными, враждебными и никогда не вступали в контакт с цивилизованным человеком. Следовательно, шансы на то, что взрывающийся патрон напугает их, были выше. Но для того, чтобы воспользоваться им, я должен был добраться до огня, а сделать это незаметно и неслышно казалось невозможным. Однако, находясь за рекой, я обратил внимание на каждую деталь окрестностей, и моя долгая тренировка в буше сослужила мне хорошую службу. С одной стороны костра, почти нависая над ним своими ветвями, росло большое дерево мора, его приземистый ствол, широкие раскидистые корни и спутанные лианы позволяли легко взобраться наверх. Если бы мне удалось укрыться в ветвях и пробраться наружу по ветке, я бы почти уронил патрон в пламя внизу. Но я знал, что взобраться на это дерево без шума и не привлекая внимания индейцев было невозможно.
Но у меня был план, о котором я молился и надеялся, что он может мне пригодиться. Схватив два батата, я заполз под укрытие дерева мора и, глубоко вздохнув и собрав все свои силы, швырнул один батат в черные тени джунглей за костром. В тот же миг, как клубень врезался в кусты, дикари вскочили на ноги, мгновение прислушивались, а затем, схватив оружие наизготовку, трое из них бросились на звук. Даже девушка повернулась и уставилась на это место, в то время как четвертый дикарь остался у костра в напряженном ожидании. В следующее мгновение второй батат пробился сквозь листву и с плеском упал в воду ниже по течению. С резким криком четвертый индеец бросился прочь, в то время как остальные трое закричали и поспешили в том же направлении. Едва второй батат покинул мою руку, как я, задыхаясь, вскарабкался по стволу дерева. Я быстро добрался до самых нижних ветвей и, не обращая внимания на кусочки падающей коры и шелест веток и листьев, пополз по ветке, пока не лег, спрятавшись и тяжело дыша, в десяти футах от огня. У меня было мало времени. Индейцы уже возвращались, бормоча, озадаченные, задаваясь вопросом, что вызвало шум, и, очевидно, нервничали. Они были суеверны и, без сомнения, постоянно боялись нападения врагов, а таинственное падение моего батата натянуло им нервы. Сцена была подготовлена, самая опасная часть моего предприятия была благополучно завершена, и я почувствовал, что удача и благосклонное Провидение были со мной. Дождавшись, пока индейцы соберутся вокруг костра, я бесшумно достал из кармана патрон, раскрыл нож, зажал его в зубах и с сильно бьющимся сердцем, затаив дыхание и вознося молитву Богу, бросил гильзу в самый центр пламени. При звуке его удара и небольшом снопе искр, которые взлетели вверх, дикари вздрогнули и уставились на пламя. Но они, очевидно, подумали,
