очевидно, был индейским. Но, несомненно, она приняла меня за индейца. Я говорил с ней по-английски и по-испански и даже произнес несколько слов на французском, но, очевидно, они были так же непонятны для нее, как и ее язык для меня. Затем я попробовал португальский и несколько голландских слов, которые знал, но безрезультатно. Она снова заговорила, и на этот раз я понял, потому что она говорила на диалекте тукумари, который я знал.
– Кто ты, бородатый? – спросила она. – и почему ты забрал меня у мьянко? И с помощью какой магии огонь поднялся в воздух и наделал много шума, чтобы напугать Мьянко. Ты сделал меня своим пленником, чтобы съесть меня самому?
Я успокоил ее, сказал ей, что я друг, что я не индеец, а принадлежу к ее собственной расе, что я забираю ее, чтобы вернуть ее к ее народу, и что я вызвал взрыв, который отпугнул мьянко. Она слушала и казалась недоверчивой. Очевидно, она либо не до конца поняла мой Тукамари, либо не смогла уловить смысл того, что я сказал.
– Мой народ, – сказала она, когда я замолчал, – это паторади и ты, Бородатый, ты не один из них, и все же ты говоришь, что принадлежишь к моей расе и ведешь меня к моему народу.
Я был поражен. Эта милая светлокожая девушка спокойно и очень искренне сообщила мне, что она индианка, паторади, племя, о котором я никогда не слышал. Был ли это сон или я сошел с ума? Затем я подумал о множестве историй, которые я слышал о так называемых "белых индейцах", историях, которые я всегда считал чистым вымыслом, основанным, возможно, на достаточно распространенных индейцах-альбиносах. Возможно ли, что там все-таки были белые индейцы и что эта девушка была членом такого племени?
– Все ли паторадис белокожие, как ты? – спросил я ее.
– Нет, Бородатый, – ответила она, – не такие, как я, но цвета твоей кожи, Бородатый.
Это покончило с теорией Белого индейца, потому что я хорошо знал, что я должен быть цвета красного дерева и полностью таким же темным, как многие индейцы. Должно быть, тогда, она была альбиносом. Но каждый индеец-альбинос, которого я когда-либо видел, был отталкивающим уродом с бесцветными глазами и прыщавым лицом, а эта девушка была прекрасна. Ее волосы были блестящими и золотисто-каштановыми, глаза большими и по-настоящему голубыми, а кожа, хотя и слегка оливковая, имела розовый оттенок и совсем не была альбиносной. Тем не менее я решил, что она, должно быть, урод, потому что она не могла быть белой – я был уверен, что ни один белый человек никогда не был рядом с Паторадис, и она говорила только на индейских диалектах. Я расспросил ее дальше.
– Кто твой отец? – спросил я. – А как ты говоришь на тукумари, если ты из племени паторадис? И как получилось, что ты оказался в плену у диких мьянкос?
– Мой отец, Бородатый, был Накади, вождь паторадис, а я Мерима, его дочь, – гордо ответила она. – Мы много торгуем с тукумари, которые наши друзья, и поэтому их язык нам известен. Мьянко всегда были нашими врагами, и они разрушили мою деревню,
