предсказывая сухую и жаркую погоду. "Шестерка" дрожала, словно озябший конь. Я думал о том, что невозможно одновременно учить девушку вождению и набиваться к ней в любовники. Одно исключает другое.
Инга вдруг тряхнула головой, словно хотела избавиться от нахлынувшего на нее оцепенения, сбросила газ, заглушила двигатель и выскочила из машины столь быстро, как если бы в салоне начался пожар. Ее бежевые шелковые брюки, расклешенные внизу, колыхались, играли в свете, будто по ногам девушки струилась вода. Она сделала несколько стремительных шагов и остановилась спиной ко мне перед гаражом, обшитым рваной оцинкованной жестью.
Мне не хватало только ее капризов, с унынием подумал я и почувствовал, как любопытство к актрисе угасает. Ингу я представлял намного более интересной, чем она была.
Я посигналил. Девушка продолжала упираться взглядом в гараж и срывать с корявой ветки листья.
И мне это надо? – еще более расстраиваясь, подумал я, дотянулся левой рукой до руля, тронулся с места и медленно подъехал к Инге.
– Да что вы так переживаете? – крикнул я в окно. – Все у нас с вами будет хорошо.
Инга вдруг повернулась к машине лицом, решительно подошла к двери и распахнула ее. Сложив на груди руки, она выставила одну ногу вперед, словно хотела подчеркнуть свою независимость, и спросила:
– Ну? Что дальше? Что вы еще хотите от меня?
Мне стало за нее стыдно. Вот тебе и актриса, подумал я. Нормально сыграть целомудренную дуру – и то не смогла.
– Ничего я от тебя не хочу, – ответил я, не глядя на Ингу и с сухим треском проводя ногтями по щетине на щеках. – Хочешь тренироваться – садись, не хочешь – беги за Витей. У меня мало времени.
Чтобы тебе поверили сразу и полностью, надо разозлиться. Злость – наиболее искреннее проявление человеческих чувств, в котором трудно ошибиться. Инга не сразу, но все же села за руль, бесцельно подергала рычаг передач, несколько раз качнула педаль сцепления и откинулась на спинку сидения.
Она мгновенно перевоплотилась.
– Не пойму, что это на меня нашло! – сказала она уже другим голосом, глядя на меня с выражением той кокетливой вины, какое бывает у женщины, нечаянно заснувшей на постели незнакомого мужчины. – Голова пошла кругом! Не сердись на меня, ладно?.. У тебя на переносице то ли солярка, то ли уголь.
– Что у меня на переносице? – не понял я.
Инга не стала повторять, незаметным движением вынула из кармана шелковой жакетки платок, источающий горький аромат духов, и провела им у меня между бровей.
– Я понимаю, что инструктору положено… – произнесла она, старательно натирая мой лоб. – И все же так будет лучше.
Нет, не зря я решил подменить Виктора!
– Если ты не остановишься, – предупредил я, – то протрешь дыру.
Инга опустила руки и посмотрела на мое лицо, как ваятель на свежевылепленный бюст.
– Да, – согласилась она. – Немного
