что именно в этом Антон и хотел удостовериться.
Иногда Антон думал о том, что взялся за обработку дерева единственно из-за этого сладковатого запаха только что срезанной стружки, – для него это был какой-то первородный, умиротворяющий запах, который приятно щекотал и будил всё его нутро. Но и с этими фигурами предстояло вскоре расстаться. Ощущал ли Антон какую-то досаду от этого? Да нет, пусть теперь другие люди порадуются красоте. Он попытался представить, у кого в скором времени окажутся его шахматы. Почему-то на этот раз Антон увидел перед собой солидного, пожилого, но не дряхлого, а крепкого мужчину с благородными чертами лица и волосами цвета смеси соли и перца, – который будет играть в эти шахматы со своими внуками. Улыбнувшись всем им в своих мыслях, Антон отнес шахматы на рынок.
Сам он не торговал, – времени на это не было, потому что надолго отлучаться из детского дома было невозможно, – но зато знал людей, которые охотно покупали его товар. Это еще старый добрый зэк познакомил Антона с ними и научил, в случае чего, назвать его имя, – Прохор. Настоящее ли это было имя или кличка, – Антон не знал, но оно неизменно работало. Вот и сейчас Антону дали за его шахматы целую тысячу рублей, одной голубо-зеленой бумажкой, которые водились у него весьма редко.
Антону не было досадно, что супротив этой тысяче его шахматы продадут за две, а может, – и за три. Он понимал, что таковы правила рынка, – и принимал их. Деньги были той вещью, к которой он не испытывал малейшего трепета или привязки. Ну, деньги, и деньги! Бумажки… разве что красиво нарисованные… Антон достал из кармана купюру и с неподдельным интересом принялся ее рассматривать, крутить, смотреть на просвет на фоне заходящего октябрьского солнца.
Интересно, что у денег бешеный оборот, и вот эта купюра, прежде, чем попасть к нему, ежедневно проделывала невероятный путь: передавалась из рук в руки, кочевала из сумочки в сумочку, а оттуда – в барсетку, а оттуда – в карман… Но вот если неожиданно остановить на дороге прохожего и спросить, какой город изображен на тысячной купюре, – ответит ли он сразу, без промедления? Антон улыбнулся сам себе. Люди видят эти деньги каждый день, но для них они – нечто другое, чем просто красивые бумажки. Наверное, люди думают о других вещах, получая в свои руки деньги, – такое впечатление, что они в этот момент слепнут.
Ярославль… Красиво там, наверное, в Ярославле… Вот какой-то храм, а на обороте – часовня и памятник какому-то князю. Антон, к своему стыду, не знал, кому именно. Но вот, что удивительно: на деньгах, а изображен храм, – не для того ли, чтобы люди, получив в руки деньги, прежде всего думали о Боге? Благодарили бы Его, что не оставляет их своей милостью, и думали бы, как правильно своим доходом распорядиться?..
«Наверное, я – дурак, – что думаю о таких вещах!» – Антон досадливо потрепал самого себя по голове. Ему вдруг очень захотелось поехать в Ярославль, хотя бы
