лейтенант Бернадотт не спешит с этим «ретирадным маневром». Он дальновидно остается в войсках: благо появляется много свободных офицерских вакансий, способный и энергичный Жан-Поль-Батист готовится к рывку вверх по служебной лестнице на «мутной волне» революционных перемен. Он знает свое место среди солдат, умеет с ними ладить и держать их в повиновении. В пору революционных перемен многие сколь даровитые, столь и решительные военные, в том числе, и из низов, быстро пошли в гору. Для этого у Бернадотта было все необходимое – он был крепким профессионалом и смелым человеком.
Именно в составе Рейнской армии под сразу ставшую патриотически востребованной «Военную песню» (более известную широкой публике, как «Марсельеза» Клода Руже де Лиля) Ж. П. Б. Бернадотт принимает первое боевое крещение под Рюльцхеймом. Тогда он очень во время выводит свою пехоту из-под удара и командование отмечает его умелые действия, беря на заметку статного, способного воздействовать на других, хладнокровного и расторопного в воинской науке лейтенанта, с орлиным взором и смоляными локонами до плеч.
Дело в том, что если по началу массовый энтузиазм и патриотизм граждан позволял добиваться успеха против хорошо вооруженных и вымуштрованных австро-прусских войск, то вскоре стало ясно, что для ведения затяжных кампаний нужна жесткая дисциплина и субординация. Именно для этого в армии появились комиссары Конвента с неограниченными полномочиями, например, правая рука Максимилиана Робеспьера «великий и ужасный» Антуан Сен-Жюст, прозванный современниками «ангелом смерти». Критериями оценки военных стали только успех и победа. Поражение грозило военачальникам самым гуманным из всех способов казни – обезглавливание с помощью гильотины, как, например, это случилось с бывшим командующим Рейнской армией генералом Кюстином. (Рассказывали, что ее изобретатель Жозеф-Игнас Гильотен убеждал власти, что за всю историю человечества это самый совершенный инструмент для мгновенного и безболезненного отрубания головы!?) Дело дошло до того, что если тот или иной генерал к назначенному часу (!) не делал того, что ему предписывалось, то его ждал эшафот. Наиболее шустрые и прозорливые из генералов не дожидались когда за ними придут для ареста и стремительно «делали ноги» (на современном молодежном сленге – «ударяли по тапкам»), перебегая к врагам.
Несмотря на все усердие, которые проявляет Бернадотт в боях, находясь в рядах Рейнской армии, оно не приносят тех лавров, которых он так жаждал: череда неудач и поражений обрушиваются на «рейнцев». И если некоторые особо одаренные военные смогли даже в такой ситуации стяжать себе лавры, то Бернадотт, в котором все сильнее проглядывает неуемное честолюбие и тщеславие, считает, что он ничего не добьется, находясь в Рейнской армии. Вот он и пишет рапорт о своем переводе поближе к родным местам – в Пиренейскую армию, где положение на театре военных действий выглядело получше, нежели в Германии.
