боя!» Естественно, что на этот раз отважный беарнец соглашается на повышение до генерала.
А к концу года (2 октября 1794 г.), после тяжелых затяжных боев под началом все того же Клебера (в составе Самбро-Маасской армии Журдана) с англо-голландцами герцога Йоркского и принца Оранского и взятия стратегически важного Маастрихта Клебер, рапортовал Журдану: «Я не могу нахвалиться генералом Бернадоттом и Неем, которые ежедневно доставляют мне все новые доказательства своих талантов и отваги… Я счастлив, что предоставил им посты, которые они занимают». В тот же день Журдан присваивает Бернадотту высший чин во французской революционной армии – дивизионного генерала.
Тогда за 15 месяцев Бернадотт пять раз повышался по службе. (Столь же быстро в ту пору двигался по служебной лестнице и его сослуживец по армии – еще одна будущая наполеоновская знаменитость – Мишель Ней, с которым у нашего героя были приятельско-уважительные отношения).
…Между прочим, чин дивизионного генерала Ж.-П.-Б. Бернадотт получил раньше, чем его будущий антагонист Наполеон Бонапарт, правда, тот был дипломированным военным, в отличие от нашего героя-самородка-самоучки. Символично, что это «неравенство» не мешало нашему герою смотреть на поле боя совершенно по-новому – под другим ракурсом! 11.10.1795 г. при сильном ветре он не побоялся совершить необычную разведывательную операцию: пролететь над местностью, где шли бои на… воздушном шаре! Правда, длился полет всего лишь 20 минут из-за опасений командования, что порывы сильного ветра могут привести к обрыву страховочного троса, но «воздушный почин» генералом Бернадоттом был положен…
Обессиленные противники разошлись в стороны: передохнуть, собраться с силами, перегруппироваться. Возникло то, что принято называть неофициальным перемирием, когда ни те, ни другие не готовы продолжать «неистово наматывать друг другу кишки на штыки». Всю зиму и весну французы и австрийцы простоят по разным сторонам Рейна в ожидании «гениальных» планов из своих столиц.
…Кстати сказать, с той самой поры Бернадотт тесно сближается с восходящими звездами французского военного небосклона Клебером и Марсо. Он многому учится у этих больших талантов, обладавших огромным личным обаянием (оба рано погибнут: первый в 1800 г. в Египте, а второй – еще раньше, в 1796 г., причем, принято считать, что ни один из революционных генералов не обещал так много, как погибший в 27 лет Марсо) и до конца своих дней будет с ностальгией вспоминать «грозные для его отчизны 1794—1796 гг.», что свели его тогда с этими подлинными «львами французской армии», так рано ушедшими в Бессмертие. Портрет Клебера будет висеть у него в королевском кабинете Стокгольмского дворца на самом видном месте. Истинных «братьев по оружию» Бернадотт потерял, когда все они еще были всего лишь республиканскими генералами. Среди наполеоновских маршалов
