компромиссный, осторожный.
– Ничего себе, осторожный! А помнишь демонстрацию в Москве на Красной площади в августе 1968 года против ввода советских войск в Чехословакию?
– Ну и что?
– Они развернули плакат, но их быстренько повязали советские патриоты в штатском, которые случайно оказались поблизости.
– Ну и что?
– Повязали, слегка побили… даже выбили кому-то зубы. А дальше как положено: кого в тюрьму, кого в психушку – все по закону. Потому что время и место демонстрации не были заранее согласованны с властями.
– Допустим, ну и что?
– А то, что из этих восьмерых демонстрантов четверо – евреи.
– Всего-то четверо? Это из двух миллионов душ? Прав Леонид Михайлович, евреи очень осторожный и даже боязливый народ. Но Троцкий – правнук Пушкина. Сейчас у пушкинистов кризис: о современниках поэта все давно писано-переписано, и трудно раскопать что-то еще. Теперь уже рассказывают о предметах, связанных с жизнедеятельностью поэта. Недавно по «телику» была специальная передача о пистолете, из которого Дантес стрелял в Пушкина на дуэли: как попала к Дантесу эта прелестная вещица? А я вам предлагаю живого потомка Пушкина. То есть, не совсем живого, зато настоящего. Итак, колебания в сторону, выбор сделан, Лев Троцкий, – правнук Пушкина – мой герой.
Несколько деликатное обстоятельство
Но прежде всего я хочу прояснить одно деликатное обстоятельство, ибо это все равно пришлось бы сделать по ходу повествования. Почему, спросит читатель, Вас так интересует этот Троцкий, – давно отработанный персонаж прошедшей эпохи? Может быть, это Ваш дальний родственник или соплеменник?
Должен признаться, что в родстве со Львом Троцким ни с какого боку не состою, а вот второе предположение верно: Троцкий – мой соплеменник. И я бы выглядел лицемером, если бы стал отрицать, что мой интерес к Троцкому подогревается еще и этим обстоятельством. Значит ли это, что в своей оценке Льва Троцкого как личности и политической фигуры я буду субъективен? – вполне возможно. И прошу читателя учесть это обстоятельство. А кто не субъективен? Ведь взгляды каждого из нас на окружающий мир концентрированно отражают весь наш жизненный опыт, начиная с родственных и национальных корней, включая наш социальный статус, духовные предпочтения. И, в зависимости от внутренней позиции, у разных людей одни и те же явления, исторические события, их герои, и даже отдельные предметы могут вызывать различную, иногда и прямо противоположную реакцию. Например, для верующего христианина икона Божьей матери есть средоточие святости и надежда на защиту от сил зла, а для атеиста – не более чем объект идолопоклонничества и суеверия.
Далее, будучи соплеменником Троцкого, я не смогу избежать в своем исследовании отражения определенного «еврейского акцента» в событиях революционного и послереволюционного прошлого России. Это как раз то обстоятельство, которое тщательно замалчивалось в советской историографии,
