и сведениям о личности виновного. Правоприменитель должен искать «золотую середину», обеспечивать взвешенное сочетание интересов личности, общества и государства, учитывать позицию потерпевшего и последнее слово подсудимого, оценивать содержательную сторону конкретного посягательства и его формальное описание в диспозиции статьи УК, в равной степени опираться на объективные и субъективные данные.
Национальная доктрина уголовного права, именуемая классическим направлением, уже давно пришла к необходимости соединения фактического или объективного вменения с субъективным, еще в XIX в. требовала, чтобы к «фактическому (объективному. – А. Б.) вменению присоединялось вменение моральное. Во внешнем вреде право ищет проявления внутренней виновности; в направлении его воли, в его недостаточной заботливости о поддержании господства юридического порядка оно видит основания ответственности»[132].
Отечественные находки и установки позже нашли поддержку и у зарубежных исследователей. Вот лишь один пример, квинтэссенция взглядов австрийского профессора Т. Риттлера. Он подвергает критике уголовное право эпохи второй мировой войны, когда за основу преследования бралась не опасность деяния, а сведения о деятеле. «Зерном, основой каждого состава преступления является его внешняя характеристика, что придает ему специфический вид. Описание деяния не может отсутствовать ни в одном составе преступления». Действие является индифферентным носителем позднейшей правоприменительной оценки противоправности и вины совершенного поступка. Оно – «внешний исходный пункт, внешнее твердое основание, в котором мы нуждаемся в нашей работе, до того как мы спустимся в глубины воли и оценки». Только чистая воля субъекта не интересует уголовное право, ибо за одни помыслы никто не может быть привлечен к ответственности[133].
Истина – в оттенках. Простое декларирование обязательности и взаимодополняемости объективной и субъективной вменяемости не закрывает всей проблематики, оставляет поле и для выявления их соотносительной силы, а лучше – сравнения функциональной предназначенности именно в их парной работе. Теперь самая пора возвратиться к тексту ст. 5 УК, в которой законодатель единожды и недобро помянул так называемое объективное вменение. Эта святая односторонность или простота трактуется нами как банальное удовлетворение заграничных займодателей, как временный дренаж общественного негодования в отношении тоталитарного государственного управления, как запоздалый счет прошлым заблуждениям и спесивости публичной власти.
Длительное господство объективных данных над сведениями о мятущейся душе и злой воле, медленное возвышение личного начала над ничем прежде не стесняемым государственным произволом привели к тому, что объективное обвинение отвергается с порога, а определение этому чудищу дано законодателем в стиле матерого второгодника. Сущность стиля – тавтология.
Курс русского уголовного права. СПб., 1874. С. 2.
