одного.
– Ой-ей, что делается! – заголосили снизу. – Средь бела дня безобразят! Прочь, пойдите прочь, наглецы! Ой, Андрюша, ты ли это?
Подслеповато щурясь, на меня уставилась сквозь толстые стекла очков соседка со второго этажа.
– Я, Марья Ивановна, – поднял руки вверх, и листы разлетелись, совсем замусорив площадку. – Не ругайтесь, пожалуйста, все будет убрано.
– А я вас с матерью давно не видела, думала, вы окончательно съехали, – зачастила пенсионерка. – Так и сказала милиционерам. И мужчине – такой приличный, приятный на вид, приходил, расспрашивал. У тебя неприятности?
И сурово на меня глянула.
Милиционеры – это, почти наверняка, Рыков с Крыловым. Везде я прихожу уже после них, получается.
Приличный мужчина – Липин? Под описание подходит.
– Все в порядке, Марья Ивановна, – заверил я бдительную соседку. – Может, затянул с оплатой счетов? Я как раз за ними.
Нагнулся, подобрал квиток. Глянул: за май, без задолженности за предыдущий период. Перед отъездом матушка заверила меня, что все финансовые вопросы уладила. Чтобы сын – я, то бишь – мог сосредоточиться на учебе, не переживая о мелочах.
– Да-да, доподлинно так. Ироды, присосались, как клещи поганые, к народу, – трость старушки ударила по чугунным прутьям лестничного ограждения. – И тянут, и тянут копеечки. Ишь, уже и милицию привлекают! – и совсем другим тоном продолжила. – Ты прибери за собой, Андрюш, не бросай. И не тревожься: мы тут все за тебя выскажемся, если кто спросит.
– Приберу, – пообещал я в спину удаляющейся бабулечки.
Оно нашлось перед входной дверью. Кто-то подпихнул конверт между полотном и наличником. На конверте обнаружились: обилие почтовых марок и отсутствие адресанта. Из обозначений имелись только страна и город отправителя: Франция, Париж.
– Ма?.. – ухнуло сердце к пяткам.
Вскрыл письмо заледеневшими пальцами. Открытка с каким-то памятником архитектуры. На обороте – одна строка.
«Je savais que tu n'allais pas renoncer3», – почерк размашистый, совсем не такой, как у матери.
Без подписи.
– Какого беса?! – кулак впечатался в белую подъездную штукатурку.
Искал? Искал. Нашел? Нашел. Помогло? Стало понятнее? Хрена с два!
Только новых вопросов добавилось.
Позже я замел устроенный беспорядок на лестнице. Прошелся по квартире, убедился, что нигде не течет и не дует. Все нормально. Порыскал по полкам в кабинете и по рабочему столу отца: вдруг что отыщется? Безрезультатно.
Попробовал позвать парадника, даже огонек на ладони зажег. Показал, что свой, мне можно показываться. Наверное, парадник был занят, на зов он не откликнулся.
Я не стал засиживаться: подступало время выхода на смену.
– Не Шерлок. Не Холмс, – повторил не так давно мелькавшую мысль перед выходом. – Впрочем, будь все на поверхности, служивые давно бы уже разобрались.
Не
(Фр.) Я знал, что ты не отступишься.
