этот чужеродный предмет. А еще – не терпелось уйти отсюда.
Женщина и не помнила, когда была в больнице в последний раз. Разве что когда рожала свою единственную дочь. Ее здоровьем занимался врач, приходящий на дом для того, чтобы взять необходимые анализы или прописать легкое обезболивающее. Других проблем у нее не было.
Мужа рядом не было. Почувствовав волнение, Брук сразу услышала, как зачастил прибор, отсчитывающий пульс, как по коридору раздались шаги, и как открылась дверь. Над ней засуетились медсестры, врачи, и скоро она снова провалилась в сон.
Следующие несколько часов она помнила короткими вспышками.
Дарена на каталке привезли к ней в палату – у него было все нормально, но кружилась голова, как только он вставал на ноги. Что-то с шейными позвонками. Они молчали, смотрели друг на друга. Не было ни сил, ни желания облекать то, что и так было написано на лицах, в слова.
Приходила полиция. Дочь так и не нашли – никто не мог сказать, куда она пропала после аварии. На ее поиски отправили все силы, даже жители города прочесывали улицы за большое вознаграждение. Тщетно.
Когда стало лучше, Брук отвезли домой, и она уже приходила в себя в своей постели.
Нестерпимо болела спина. Врачи настаивали на том, чтобы оставить ее на реабилитацию, но женщина наотрез отказалась. Ей надоели белые стены и услужливый персонал. Все это просто кричало о том, что она беспомощная. И это было больнее, чем изнуряющая боль в пояснице, спускающаяся по левой ноге до самой пятки.
Дарен много пил. Каждый вечер, заходя к ней в комнату, он приносил с собой неизменный стакан с чистым виски.
– Ты опять пьешь, – Брук поморщилась и прикрыла глаза.
– Тебе что-то не нравится? Я могу уйти. – Он не был грубым. Скорее, равнодушным. Словно ему и правда было все равно – уйти или остаться.
– Ты же знаешь, что нет. Но я… переживаю. Мы делаем все, что можно. Ее найдут.
– Уверена? – хмыкнул муж и опустился на краешек кровати. – Я подрядил лучших людей, поставил на уши весь город. Они прочесали все. Каждый сантиметр – ее нигде нет.
– Прошло всего пять дней…
– Прошло уже пять дней, Брук! Не обманывай себя! Она не вернется!
Из глаз полились слезы. Как ни силилась она остановить их, до крови кусая губы, ничего не получалось. Ей тоже плохо – больно и плохо – от одной мысли о том, что больше никогда в ее комнату не войдет разукрашенная, словно проститутка, дочь и не начнет выговаривать ей очередные претензии. Пусть уж лучше так. Пусть уж лучше она будет кричать, бить посуду, ломать все на своем пути, устраивать истерики и скандалы – лишь бы вернулась.
Брук впервые узнала, как удивительно тихо может быть дома. И ей это не нравилось. А ведь когда-то она наслаждалась этой тишиной и ценила моменты, когда могла побыть одна. Это было прекрасно на короткие минуты, но не дни. И тем более не годы.
Дарен
