хариусов с чёрным хлебом. Мясо у хариусов было настолько нежное, что его можно было не жевать, оно само таяло во рту. Мы с Максом ели жадно, с удовольствием, а дед Илья почистил две рыбки, медленно посмаковал их и принялся за чай. Чай был вкусный: сладкий и крепкий, из крупного индийского листа; от кружек пахло горьковатым дымом весеннего гилюйского костра.
Где-то над нами в чёрном небе шёл в Якутию большой косяк гусей. Птицы громко нестройно гоготали. От этого далёкого гогота тайга казалась ещё более первобытной и таинственной.
– Дедушка Илья, а почему вы ружьё не взяли? – спросил я. – Сейчас бы гуся убили.
– Ружьё-то? – переспросил старик. – Да жалко мне их – гусей да уток. Хватит уже на мой век.
Допив чай и выплеснув остатки заварки на речную гальку, Макс вдруг сказал, обращаясь ко мне:
– В понедельник я на практику не пойду.
– Почему? – удивился я.
– Я вообще больше на медкурсы ходить не буду, мне и школы хватает.
– Это всё из-за клизм? Ты клизмы не хочешь ставить? – шутливо, с улыбкой произнёс я.
– Не в клизмах дело, – серьёзно ответил Макс. – Хотя и в них тоже.
Он немного помолчал, вороша веткой затухающие угли в костре, а потом продолжил:
– Не хочу быть хирургом.
– И то верно, – подтвердил дед Илья, – попробуй-ка каждый день человека живого ножом резать.
– Я решил стать лесником. Или егерем, – продолжал Макс. – Буду жить один на лесном кордоне или в охотничьей избушке, как дед Илья. Не хочу расставаться с тайгой.
Дед Илья посмотрел на него одобрительно.
– Если душа к тайге легла, то оно, конечно, дело хорошее, – сказал он, потом задумался о чём-то и продолжил, вздохнув: – А расставаться с тайгой я и сам не хочу. Да вот приходится…
От этого разговора стало грустно. Мы долго молчали, слушая тайгу и думая каждый о своём. С реки потянуло морозцем. Изо рта у нас пошёл пар, как зимой.
– Ну а теперь, ребятки, самая рыбалка начинается, – нарушил молчание дед Илья.
– Какая рыбалка? – недоверчиво спросил я. – Ночь уже, и рыбы спят.
– Ну, скажешь тоже, спят! – усмехнулся старик. – Это люди по ночам спят, а у рыб самый жор.
Дед Илья встал, покряхтел и, опираясь на палочку, тяжело ступая протезом, направился к тальниковым кустам. Мы последовали за ним. Срубив крепкий узкий ствол, мы вернулись к нашей стоянке. При свете костра старик обтесал его и насадил на получившийся черенок металлическую заготовку, которую достал из рюкзака. Острога не была похожа на те палки с прикрученными столовыми вилками, которыми я колол налимов и вьюнов на Шахтауме, а напоминала большую расчёску. Она состояла из куска арматуры длиной в пятнадцать сантиметров. Снизу были приварены длинные тонкие зубья с заострёнными крючкообразными, как гарпун,
