раскинутыми в стороны тонкими плетями рук и ног. Человек слабо шевелился и стонал. Он был невысокого роста, со свалявшейся светло-рыжей копной волос на голове, которые напоминали болотную кочку с пожухлой травой. Лицо обросло неопрятной щетиной. На незнакомце были до колен подвёрнутые болотные сапоги, зелёные брюки и грязная растянутая майка. Открытые участки тела искусали комары, и кожа покрылась коростами.
Человек застонал громче, а потом вдруг стал неестественно извиваться и биться головой о землю. Лицо его побледнело, на нём проступили крупные синие пятна, сомкнутые губы окрасились в фиолетовый цвет, из-под них пошла пена. Макс подскочил к незнакомцу и, повернув его на бок, начал трясти, пытаясь привести в чувство и не давая ему захлебнутся пеной.
– Он пьян! – испуганно крикнул Макс. – От него водкой несёт! Это приступ, нужно спасать!
Макс передал мне несчастного, сбегал к зимовью и вернулся с вёдрами и алюминиевой ложкой, которую протянул мне:
– Разожми ему зубы и не давай биться головой, а то расшибётся! И смотри, чтоб он не повернулся на спину, иначе захлебнётся! Я за водой! Я мигом!
– Ага! Хорошо! – суетливо ответил я.
И Макс побежал к озеру.
Мне было трудно удерживать взрослого человека, бьющегося в припадке. Я с трудом справлялся с ним, пытаясь ложкой разжать ему зубы. Зубы у него были чёрные, источенные, напоминающие пеньки на старом таёжном горельнике. Они шатались и держались ненадёжно. Разжимая его челюсти, я случайно сломал ложкой один передний зуб, и он выпал. Но зато появившаяся брешь позволила мне глубоко просунуть столовый прибор в рот несчастного и, провернув его, разжать челюсти. Рот раскрылся, из черноты утробы обильно полезла пена. Вскоре вернулся Макс с двумя вёдрами воды и одно за другим вылил на незнакомца. Пена перестала идти. Прекратились судороги. Человек открыл глаза. Посмотрел на нас пластмассовыми глазами куклы, а потом часто заморгал и забормотал что-то невнятное. К лицу стала возвращаться кровь, синюшные пятна пропали, и оно заметно порозовело. Незнакомец закашлялся, хотел встать, но не смог. Он лежал на земле, но уже дышал ровно и понемногу приходил в себя. Через пятнадцать минут он уже смог подняться и дойти до зимовья.
Пока хозяин зимовья отходил от приступа, мы навели порядок. Пропололи избушку от колонии сыроежек, собрали пустые бутылки, вытащили топор из двери, помыли посуду в озере, развесили на вбитых в стены гвоздях одежду.
Нашего нового знакомого звали Санька Мохов. Ему было сорок лет, но выглядел он на полтора десятка лет старше. Сначала мы называли его дядей Сашей, но он категорично потребовал, чтобы мы обращались к нему только как к Саньке. Так его все звали.
Санька всю жизнь провёл в тайге. Сначала был рабочим в геологоразведочной партии, потом штатным охотником в промхозе, но несколько лет назад развёлся с женой, запил, бросил работу и переселился в избушку на озере Медвежьем.
Весной Санька
