публикой. Смех иногда может вызвать жалость, а ловкость всегда приводит в восторг. Лучше, когда публика, уходя из цирка, говорит: “Какой клоун ловкий”, чем когда она замечает: “Какой клоун смешной”».
Макс знал, как сразу захватить зрителя. Его выход на арену всегда сопровождался или плачем, или смехом. «Шпрехом» во время номеров Макса обычно был сам директор цирка. Клоун звал его «хозяином», а директор величал клоуна Иван Ивановичем. Выносили ходули. Директор объяснял, как ими надо пользоваться. Макс изображал человека, который первый раз в жизни встал на ходули. Под хохот всего цирка, пугая сидящих в первых рядах, Высокинский спотыкался, падал, бегал через весь манеж, рискуя свалиться за барьер. Затем музыка начинала играть «Камаринскую». Директор предлагал Максу станцевать на ходулях за бутылку коньяка. И до этого неуклюжий человек внезапно превращался в изумительно ловкого плясуна, выделывающего на ходулях такие замысловатые коленца, какие впору только отменному танцору. После танца приносили коньяк. Директор предупреждал Макса, что коньяк действует на ноги. Макс выпивал его, провозглашая тосты. Затем изображал на ходулях пьяного. Замертво падал. Директор гнал его с арены, угрожал сторожем, городовым, урядником, наконец – тёщей. Тёща производила впечатление, пьяный вскакивал и убегал.
В одной из клоунад Макс прекрасно исполнял танец на обыкновенной лопате. Становясь на неё обеими ногами, проделывал невероятные па.
Ещё у него был номер с павлиньим пером. Он выдувал его из длинной деревянной трубки, оно поднималось высоко в воздух. Макс ловил его на кончик носа и балансировал. Перед публикой представал ловкий жонглёр…
Высокинский в короткий срок вернул былую мощь цирку Пасторелли. Наконец они избавились от надоевших передвижных фургонов, от быта бродяг. У них теперь появились все шансы из замызганного рваного шапито перебраться в приличные губернские цирки.
Луиджи Пасторелли быстро обогатился. Снова поверил в себя, забронзовел. Его нос приподнялся, в голосе опять появились металлические нотки, не терпящие возражений.
Глава восьмая
Сезон в Екатеринославе подходил к концу. Надо было думать о будущем.
– Макс! Mio caro! Дорогой мой! Печенью чую, скоро сборы совсем упадут. С каждым днём в зале всё больше пустых мест, а в кассе – билетов. Пересидели в этом городе, пересидели. Погода, к тому же, не балует, будь она проклята! Да и программа, вижу, наскучила горожанам. Надо что-то делать, amico mio. Что-то неожиданное, грандиозное! Есть что в загашнике? Ещё бы один удар – и можно сворачиваться. Всё, что могли, мы из этого города выжали.
Макс с прищуром выслушал горячую тираду сеньора Луиджи. Дела сегодняшнего дня волновали его не меньше. Он, безусловно, не рисковал финансово, как Пасторелли, тот заплатит так или иначе – куда ему деваться. Но имя подчас стоит дороже. При нём и нет аншлагов! Это провал!
Высокинский внимательно посмотрел на директора. Задумчиво потёр подбородок.
