увидит, как лежит свиньяи копошится в его мармеладе,
оставленном случайно под мостом,
чтобы поесть с приятелем потом.
И в тщетности мечтаний, в голытьбе
почудится луч света в маете.
Он не умрет, силенки укрепив
и у березы воздуха отпив.
Но остается важным тот вопрос
о счастье в строках, будто дом под снос,
в котором думал о судьбе России.
Косила ты нас, Родина, косила,
и выкосила наголо. В полях
мечтаем о своих поводырях,
о Герцене и Блоке. Но береза
чудесно шелестит, и нет мороза,
и чудно пламенна любовь, – крадется вновь,
чтоб взбудоражить естество и кровь.
«Выжить можно только так…»
Выжить можно только так
обрубив свои сучки,
корни навострив туда,
где святая спит вода,
кроной же прильнув к дубам,
что ослам не по зубам.
Выживем, рубя с плеча,
отсекая, напролом
двигая, как топором,
щупальцами палача.
Выживем, губя с плеча
всю округу с васильком,
василиском заменив
место, где горит свеча,
время, где старик, ворча,
у бессонницы спросил,
где упрятан донный ил.
Заменяя самолет
пристанью гранитных сил,
море там тебя поймет
слоем волн наоборот:
выждав стружечный разлет,
шишел-мышел смех прольёт,
выльет на грядущий лед
жалкий вымысел от шпрот,
оживляя плавники,
пристань, да и все мостки,
звездочку и три луны,
что светили в три страны.
«Из города вся сволочь упорхнула…»
Из города вся сволочь упорхнула
взмахнув и пукнув, как мотоциклет
и нацепив значочки на баулы,
и подкрепив спиртным авторитет.
Каким автопродажным опахалом
блажь пубертатную навеки ублажит
мальчонка, не прослыв в собранье хамом
с конторской придурью, жизнь молью рассмешив?
Моль мозговая чешется и жухнет
в упитанных созвездиях лжецов.
Когда-нибудь она совсем протухнет,
но не сейчас, под вечер праотцов,
пуляющих растоптанные мухи
в собрания почти совсем святых
полу-блатных, но в общем-то простых
и ползающих дальше, чем науки
гребцов, плывущих в гавань чутких снов.
Слова соскучились по дискотеке,
где их удобрят и озолотят
по-человечески. Банановые руки
у роботов по-чаечьи скрипят,
храпят, свистят и впереди опят
бегут по просеке лесной, где высох мат,
крутя воздушным змием. Циферблат
стрелу посеял – вырос лук назад
и пляшется под ветром проволочкой,
невольно путая могилы с кочкой,
когда
