сырья для ферросплавов, пугая свою паству готовящейся войной, которая временно отрежет нас от рудных баз.
На самом деле, всё было проще. Эта чёртова дорога на Полевской была нужна Пикулеву не ради экономических выгод. Он, как любой император, хотел связать свои протектораты единой сетью дорог, так что им двигало то же самое тщеславие, что подтолкнуло его к покупке итальянского суперкара. Это был просто имиджевый проект и способ досадить Дягилеву.
До КПП «Анбаш-2» мы доехали молча. Здесь в сосновом бору на берегу озера Малая Акуля располагался госпиталь. Я остановился у шлагбаума. Дежурный в камуфляжной форме не спеша подошёл к машине и посмотрел на нас без интереса.
– Человеку помощь нужна, – кивнул я на Эдика, протягивая «чезаровское» удостоверение.
Дежурный долго перетрескивался с кем-то по рации, потом заглянул в салон и пристально уставился на Эдика. Тот от волнения ожил и слегка покраснел.
– Что с ним? – спросил дежурный. Его лицо было загорелым и матовым, словно утратило способность потеть.
– Удар солнечный хватил. Прокапайте его там или укольчик поставьте.
Дежурный нахмурился и ответил в рацию:
– Нет, жизни не угрожающее.
Рация ответила разражённой тирадой. Дежурный кивнул и обратился к нам:
– Сюда нельзя. Больница в Аргаяше, – он махнул рукой, показывая направления.
– Ты номера машины видел? – разыграл я последнего козыря.
– Видел. Но я вам не подчиняюсь, – он помолчал, выдерживая мой взгляд, и добавил уже мягче: – Приказ у меня. Гражданским нельзя. Здесь режим.
Мы двинулись в сторону Аргаяша. Я с тревогой поглядел на Эдика, который тихо сидел в углу, играл желваками и словно терпел зубную боль. Вентиляция работала на всю катушку, издавая гул самолётных турбин, и воздух в салоне потяжелел от влаги.
– Эдик, ты как? – спросил я.
– Терпимо, – ответил он. – Голова болит. И тошнит.
Как-то в Аргуне одного из молодых бойцов хватил тепловой удар, но я не помнил, чтобы мы с ним особенно церемонились: его оттащили в тень, дали воды, и через полчаса он уже был в форме.
До поворота на Кузнецкое мы ехали молча. Эдик несколько раз прикладывался к бутылке, мочил внезапно покрасневшее лицо и подставлял его под струю воздуха. Постепенно силы к нему вернулись.
– Не нужно было, – сказал он хмуро и неприязненно. – Меня бы мои увезли.
– Да твои бестолочи тебя бы катали по округе, пока ты ласты не склеишь.
– Вам, типа, не всё равно?
– Живой ты для нас – мелкое неудобство, а мёртвый – проблема, – я всмотрелся в него. – Что, дягилевские внушили тебе, какой ты опасный? Как все хотят тебя убить? Эдик, да расслабь булки. Ты не опасный. Ты клоун. Челябинску плевать на твои манифесты. Плохо, что ты это делаешь за деньги, а говоришь, что за идею. Обман, получается.
– Кто бы говорил про обман, – фыркнул он. – Уже два года катаете броневой лист и танковые дизели сверх плана, а сейчас
