которую мы выбрали своим ориентиром, – не могу больше. Бросай меня здесь, а сам спасайся. Ноги отваливаются. Лучше бы ты заказал ужасающую невесту, тогда я бы обулась во что–нибудь страшное, но удобное.
Буквально падаю на траву и, не стесняясь, разуваюсь, присматриваясь к собственным ступням. Герцог слегка краснеет. И чего это он такой стеснительный? Вроде не должен быть таким, рядом с королем всегда уверен в себе. Я читала в газете. К счастью, посещать королевский двор самостоятельно надобности пока не было.
– Они тебе натерли кожу, – он присаживается напротив и берет мою правую ступню в руки. – Позволишь? Я осмотрю.
Теперь настала моя очередь краснеть, смущаться и, кажется, заикаться.
– Д–да, – медленно киваю, – к–конечно.
– Видишь? Кожа покраснела, а тут уже ранка, дело не только в каблуках, – говорит Клемондский. – И зачем только вы, девушки, мучаете себя, такие ножки, – он слегка оглаживает мою ступню, от чего по телу моментально пробегают мурашки, – будут прекрасны даже в крестьянской обуви для пахоты.
Отвечаю не сразу, немного подвисаю с открытым ртом, завороженная действиями герцога. От его рук боль как будто отходит на второй план, уступая место другим ощущениям, гораздо более чувственным…
– Кхм, – прочищаю горло и слегка трясу головой, чтобы избавиться от наваждения, в моей работе разум всегда должен оставаться холодным, – обувь для пахоты я не примеряла, но если бы вы увидели меня, ваша светлость, в том, в чем я обычно пугаю родственников своих женихов, вы бы наверняка изменили свое мнение про красоту ног в любом обличии.
– И снова на «вы» перешла, – он насмешливо выгибает бровь, а я опять краснею. – К счастью для нас, – Артур делает вид, что не замечает моего смущения, снова ощупывает ступню, – у меня в нагрудном кармане есть залечивающая мазь. Сейчас помажем твои ножки, и снова сможешь идти.
– О, вы, – спотыкаюсь на обращении, – то есть, ты, должно быть, лекарь? Не заметила этого в твоем личном деле.
Лучший способ вернуть себе контроль над ситуацией – это шутить и дерзить.
– Весьма польщен, что моя скромная персона настолько заинтересовала тебя, что ты составила личное дело, – усмехается Клемондский, принимаясь обрабатывать мои израненные ступни.
– На самом деле у меня нет ни на кого дел, – говорю тихо, – хотя про тебя сложно ничего не знать, газеты ведь я иногда читаю.
– Я в курсе, что ты тщательно не изучаешь подноготную клиентов, и зря! Как ты можешь быть уверена в том, что человек – не самозванец?! Поедешь с ним якобы в семейное поместье, а попадешь в лапы к извращенцу!
Герцог давно закончил обрабатывать мои ноги и в данный момент угрожающе нависает надо мной. Наши лица в опасной близости друг от друга, но природное упрямство не позволяет мне отстраниться.
– С чего это тебя волнуют мои методы работы? Тебя должен волновать только твой заказ. Озаботься тем, чтобы самому не оказаться извращенцем, – произношу обманчиво–спокойным
