style="font-size:15px;"> – Но об этом можно судить по – разному, – продолжает Альвар. – Одна печальная версия гласит, что Повел так и не испытал радости любви, а потому не смог описать ее как следует. Другая – что он, наоборот, был слишком хорошо знаком с этим чувством и из-за этого тоже не смог нормально все описать.
Альвар смотрит на Стеффи так, будто она понимает, что он имеет в виду. Взрослые обычно так не смотрят. Обычно приходится слушать их и делать заинтересованный вид, надеясь, что они скажут что-то стоящее. Но, как всегда, ничего стоящего они не говорят.
– Повелу удалось сохранить секрет своей любви при себе. А мы можем лишь сидеть и гадать, что он чувствовал. Вероятно, он этого и добивался, – заканчивает свою мысль Альвар.
Стеффи садится в кресло. Где-то в глубине души проносится мысль, что она сейчас должна быть на уроке биологии. В комнате Альвара пахнет мылом и старым граммофоном. Этот запах притягивает.
– Я ничего не знаю о радости любви, – говорит она.
Альвар втягивает носом воздух, прежде чем ответить.
– У тебя, вероятно, есть мама и папа, которые тебя любят.
– Да.
– Тогда ты уже кое-что об этом знаешь. А остальное придет со временем.
– Может быть.
– Будет, будет. Сколько тебе лет, Стеффи Эррера?
– Пятнадцать.
– Пятнадцать лет. Да, как и любой другой возраст, это хороший возраст, чтобы познать любовь и ее чудеса. Я рассказывал тебе об Аните?
– Не особо много.
– Что-то припоминаю… Но ведь я рассказывал тебе о Стокгольме?
– Ты лишь говорил, что ездил туда и что там была Анита.
– Значит, я не рассказывал, как все произошло.
– Нет.
– Мгм …. Я был еще мальчишкой, когда отправился в Стокгольм. Это было в сорок втором году.
Альвар был еще мальчишкой, когда сел на поезд до Стокгольма. Шел 1942 год. В то время добираться куда-то на поезде было весьма опасной авантюрой. Мать предупреждала его, что в поездах перевозят оружие и оно может взорваться в любой момент. Да и немцы могут затаиться где-нибудь в товарняке и схватить первого попавшегося путешественника, который сел не в тот поезд и не в то время[6]. Чем больше мама говорила о поездах, тем больше они представлялись Альвару железными чудовищами и тем больше он убеждался, что должен ехать именно поездом. Стокгольм притягивал его, словно магнит.
Ростом он был уже выше своего учителя и довольно долго играл на отцовской гитаре – играл до тех пор, пока она не пришла в негодность. В общем, он решил, что его время пришло.
– Не ищи смерти, – строго сказала ему мать. – И покончим на этом.
Тогда он отправился к отцу. Отец был человеком, который обладал здравым смыслом и мог принять разумный аргумент с его стороны.
– Я даже никогда не слышал, как звучит настоящий кларнет!
Отец хмыкнул и почесал подбородок.
– Ну что я буду здесь делать? – настаивал Альвар. –
Здесь нужно пояснить, что, хотя Швеция придерживалась политики нейтралитета во Второй мировой войне, когда немцы запросили разрешение использовать шведские железные дороги для переброски войск в Норвегию, такое разрешение было дано. Вот почему мама Альвара боялась немцев, да и не только она.
