кровати, собрались сочувствующие. Сам Агафоныч молча сидел на стуле и смотрел в пол. Знахарь Пантелеймон сидел у изголовья и гладил несчастную по голове. Староста деревни Харин расхаживал по комнате взад-вперед и иногда ронял нелепые комментарии.
– Чем же ты думала, когда к ведьме попёрлась? – не унималась Никитишна.
Машка разлепила ссохшиеся синие губы и, не в силах что-нибудь сказать, закрыла.
– Да тише ты, мать! – укоризненно сказал Пантелеймон.
– О-ой! – вздохнул Злыбин.
– Может прибить тебя, чтоб не мучилась! Всё равно в голове ум не вырастет!
– Да чего ты городишь-то, уймись!
– Да как такое можно? Прибить? Это ж грех, – вставил Харин.
Злыбин закрыл лицо руками и покачал головой.
Машка просипела:
– Не я это.
– Чего-чего не ты?
– Сама она.
– Ах сама значит! Надоумила сама! И за серебряком сама пришла!
– Да перестань ты орать уже, женщина, слушать устанешь тебя! – гаркнул Пантелеймон.
– А это не поветрие? – спросил Харин.
Злыбин шумно вздохнул, не отнимая ладони от лица. На некоторое время повисло молчание.
– Надо сходить к ведьме, – сказал Пантелеймон.
– К ведьме сходить! Скажешь тоже! Это кто-пойдёт-то? Я? Вон эта пусть и идёт! Извиняется!
– Не ори, сам схожу.
Харин закашлялся:
– Как же это ты пойдешь! У нас знахарей больше в селе нет! А если она тебя в котле сварит?
– Ну, сварит, так сварит, что ж теперь.
Под покровом ночи стая ворон кружила над лесом. В небе висела полная луна – самое время для страшных ритуалов и колдовства. Часть птиц уселась на ветки, часть осталась в небе выписывать всяческие фигуры, образуя странный рисунок. Появился глухой гул, раздавшийся словно из-под земли. Сначала протяжный, потом прерывистый, приобретая отчетливый первобытный ритм. Где-то в глубине леса взвыли волки. Вороны двинулись в направлении воя.
Птицы расселись по деревьям рядом с поляной, освещенной ярким серебряным светом. Гул нарастал, становился явнее, всё больше походя на игру африканских барабанов.
– Кар-р! – разнеслось над лесом, вороны прокричали необычайно дружно. Стая волков вторила воронам.
– Кар-р! – громче прежнего проголосил пернатый мрачный хор. Волки, подвывая, пропели на тон выше. Всё это карканье, вой и шум складывались в замысловатую музыку.
Черная стая спустилась с деревьев на поляну и закружилась в вихре, поднимая вокруг облака пыли. Постепенно сгущаясь, эта воронья масса приобретала расплывчатые очертания. И вот, крутанувшись, напоследок, вокруг себя, на месте вихря оказалась женщина – никто иная как ведьма Лулу. Волки в оцепенении наблюдали сие действо. Ведьма, недолго думая, подошла к самому большому
