меня беспокоит, сколько она всего выдумывает, но она рассказывает все свои истории так убедительно, что я чаще удивляюсь, а не волнуюсь. Я не знаю, в каком возрасте ребенок должен понимать разницу между враньем и выдумкой, но я оставлю это на Грейс и Патрика. Мне не хочется подавлять мое любимое в ней качество.
Я выезжаю на улицу.
– Ты съела дракона? Целого дракона?
– Ага, но только это был маленький дракон, детеныш, и поэтому он уместился в мой живот.
– Где это ты нашла детеныша дракона?
– В «Волмарте».
– Они продают там детенышей драконов?
Она принимается рассказывать, как в «Волмарте» продают детенышей драконов, но только надо иметь специальный купон, и их могут есть только дети. Когда мы доезжаем до Романа, она объясняет, как надо их готовить.
– С шампунем и солью, – говорит она.
– Но шампунь же не едят.
– Так ты его и не ешь – ты в нем готовишь дракона.
– А-а-а. Я глупый.
Роман садится в машину с таким счастливым видом, точно собирается на похороны. Он ненавидит дни бейсбола. Он не слишком-то жалует детей. Он помогает мне тренировать их только потому, что никто из других родителей не вызвался это делать. А поскольку он работает на меня, то я просто внес это в круг его служебных обязанностей.
Он единственный из моих знакомых, кому платили бы за работу детского тренера, но, похоже, сам он к этому не стремится.
– Привет, Роман, – нараспев говорит Диэм с заднего сиденья.
– Я выпил только одну чашку кофе; не разговаривай со мной.
Роману двадцать семь, но они с Диэм в своих отношениях, полных любви и ненависти, встречаются где-то посередине, потому что оба ведут себя, как будто им по двенадцать.
Диэм принимается барабанить по его подголовнику.
– Проснись, проснись, проснись!
Роман поворачивает голову и смотрит на меня.
– Вся эта фигня, которой ты занимаешься в свое свободное время, чтобы помочь детям, не принесет тебе никакой пользы в загробной жизни, потому что религия – всего лишь социальный конструкт, созданный обществом, которое желает контролировать людей, так что рай – это всего лишь условность. А мы сейчас могли бы спокойно спать.
– Вау. Не хотел бы я увидеть тебя до кофе. – Я выезжаю с его двора задним ходом. – Если рай всего лишь условность, что же тогда ад?
– Бейсбольное поле.
9
Кенна
Еще не было и десяти утра, а я уже побывала в шести местах, пытаясь найти работу. И везде одно и то же. Они давали мне заявление. Спрашивали насчет опыта. Я говорила, что у меня его нет. И объясняла почему.
Тогда они извинялись и отказывали, но прежде оглядывали меня с ног до головы. Я знаю, что они думали. То же самое, что сказала моя квартирная хозяйка Рут, когда увидела меня в первый раз. Не думала, что ты будешь выглядеть вот так.
Люди считают, что женщина, побывавшая в тюрьме, должна выглядеть определенным образом. Что мы все одинаковые.
