большие глаза зеленовато-голубого цвета, отчего-то странно знакомые. Впрочем, Селеста не могла сразу припомнить, у кого она видела такие глаза.
Однако мальчик не отрывал от неё глаз. Не в силах вынести его взгляд, Селеста подняла глаза на графиню, бледную как смерть.
– Мадам, что случилось с этим мальчиком?
– Я как раз пытаюсь это выяснить, дорогая, – небрежно проронила она и, бросив взгляд на слуг, в чьих глазах застыло напряженное ожидание, добавила: – Кто-нибудь скажет мне?
– Этот ублюдок отлынивал от работы, госпожа, – в конце концов подал голос слуга, опустив свой бич.
Внезапно по лицу графини пробежала нервная судорога, что немало озадачило Селесту, наблюдавшую за ней. «По всей вероятности, это вызвано бранными словами слуги, которые не пришлись ей по вкусу», – успела подумать она.
А Кристина де Фэрмонт отметила про себя, что этот слуга наверняка работает у них недавно. Ведь она не знает даже его имени. Стало быть, он не мог знать их давнюю семейную историю. Но это никак не оправдывало его. Вне себя от ярости графиня холодно осведомилась:
– Отлынивал… говоришь. Интересно, каким образом? Отвечай!
– Ему вздумалось поранить лопатой свою ногу, чтобы не чистить стойло, – произнёс слуга с гадкой ухмылкой на неприятной физиономии. – Но я хорошенько проучил этого чертёнка. В следующий раз он не будет притворяться.
Селеста, не веря своим ушам, потрясённо смотрела на него. Было чудовищно, что он абсолютно верит в то, что говорит.
– Я не притворялся, мадемуазель, – захныкал ребёнок, исподлобья глядя на возвышавшуюся перед ним красивую девушку. – У меня и вправду поранена нога.
– Верю, – проговорила Селеста, улыбаясь. – Как тебя зовут?
– Серж, мадемуазель.
– У тебя красивое имя, Серж, – промолвила Селеста и, не сводя глаз с мальчика, с сочувствием в голосе осведомилась: – Как же ты поранился, малыш?
– Мадемуазель, – жалобно простонал он, – лопата выпала из моих рук, когда я хотел собрать навоз. И я нечаянно наступил на лопату.
Селеста посмотрела на босые ноги мальчика и лопату, валявшуюся на земле, и повернулась к графине. До сих пор её лицо было белее снега. Не понимая причины такой бледности и думая, что это, скорее всего, связано с жалостью к мальчику, девушка спросила:
– Мадам, разве такому малышу место в конюшне?!
Прежде чем что-то сказать ей в ответ, графиня де Фэрмонт обвела всех взглядом. Потом ответила вопросом:
– А где, по-вашему, ему место, дорогая?
– В доме, конечно, но уж никак не в конюшне, – парировала Селеста и тут же у конюха поинтересовалась: – Где же его родители, Бернар?
Конюх метнул на хозяйку быстрый взор. Она, похоже, ничего не слышала, превратившись в соляной столп. Бернар в смущении опустил глаза.
– У него нет матери, мадемуазель.
– Судя
